Стоит напомнить читателям метаморфозу некоторых известных писателей Америки. Фенимора Купера (1789–1851) называли великим писателем, ставя в один ряд с Гомером и Сервантесом. Его юношеские годы прошли довольно бурно. В годы обучения в Йельском университете Купер, по воспоминаниям педагогов, «был довольно своенравен, терпеть не мог серьезного ученья, особенно отвлеченных наук, и без памяти любил читать романы и забавные повести». Кульминацией его научной карьеры стало то, что он, будучи студентом, с помощью пороха взорвал в университете дверь, после чего его исключили. Славу писателя ему удалось обрести не в США, а за их пределами. Вначале он был убежден, что Америка «стала образцом для мудрых и добрых людей в любом краю». Вскоре он понял, что страна эта «не для поэтов» и резко осудил жесточайший конфликт «между людьми и долларами». В одном из писем художник с горечью вынужден признать: «Бесспорно одно – я разошелся с моей страною, – пропасть между нами огромна…» Вскоре Купер вышел на свою первую тропу войны. В знаменитой пенталогии о приключениях охотника Натаниэля Бампо, по прозвищу Зверобой, или Кожаный Чулок, и могиканина Чингачгука, называемого Великим Змеем, он показывал жизнь колонистов и индейцев в Америке XVIII века (в 1823 г. вышли в свет его «Пионеры»). В то время четырех жизней средней продолжительности было достаточно, чтобы передать из уст в уста в виде преданий все, что цивилизованный человек совершил в пределах американской республики. В романах с симпатией описаны простые люди, охотники, рыболовы, пионеры. Среди тех и других встречались разные люди, ощущается, что он на стороне индейцев, а не на стороне белых колонизаторов. С уважением говорит об обитателях лесов и прерий. Белых же Купер характеризовал так: «Предпринимая свой второй набег на индейский лагерь, Хаттер и Непоседа руководствовались теми же самыми побуждениями, которые внушили им в первую попытку; к ним лишь отчасти примешивалась жажда мести. В этих грубых людях, столь равнодушных к правам и интересам краснокожих, говорило единственное чувство – жажда наживы».[310]
В его романах предстала страна, стремящаяся к богатству, знаниям, смело овладевавшая природными богатствами континента. Купер писал: «Повсюду виднеются дороги: они тянутся по открытым долинам и петляют по запутанному лабиринту обрывов и седловин. Взгляд путника, впервые попавшего в эти места, через каждые несколько миль замечает «академию» или какое-либо другое учебное заведение; а всевозможные церкви и молельни свидетельствуют об истинном благочестии здешних жителей и о строго соблюдаемой здесь свободе совести. Короче говоря, все вокруг показывает, чего можно достичь даже в диком краю с суровым климатом, если законы там разумны, а каждый человек заботится о пользе всей общины, ибо сознает себя ее частью. И каждый дом здесь – уже не временная лачуга пионера, а прочное жилище фермера, знающего, что его прах будет покоиться в земле, которую рыхлил его плуг; или жилище его сына, который здесь родился и даже не помышляет о том, чтобы расстаться с местом, где находится могила его отца. А ведь всего сорок лет назад тут шумели девственные леса».[311]