Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Некоторые считают его мистиком… В нем действительно выражены мистический порыв и любовь к безграничному, которые в отдельных своих проявлениях выражают американский дух. Он считал, что «даже лепет младенца, лежащего в колыбели, проникнут мистицизмом». Но разве Америка не была в цивилизованном отношении своего рода «младенцем»?! Нам кажется замечательным уже и то, что он воспел поэта в стране совершенно непоэтической. В поэте он увидел героя, провидца и пророка, говоря: «Рождение поэта является основным событием в истории». В отличие от людей заземленных, которых абсолютное большинство, он называл поэта «крылатым человеком», «стихия которого – вечность». Поэт (речь идет, ясно, о больших поэтах) не только отличается целостностью натуры и философии, но он еще возвещает и определяет явления. Поэт принадлежит к сонму героев и мудрецов. Три категории людей воплощают в себе триаду высоких призваний: действовать, мыслить и говорить. Из всех трех наиболее велик поэт. Остальные лишь снабжают его материалом; он же – творец и строитель.

Он – пророк: «У поэта свои верительные грамоты и свои приметы: он провозглашает то, чего никто не может предсказать». Именно поэт и обладает редчайшим духовным восприятием, этим сверхъестественным качеством, позволяющим ему связывать сложные явления настоящего и улавливать контуры будущего. «Поэт… восстанавливает разрозненные элементы природы и вселенной».[327]

Эмерсон – удивительно гармоничен.

В его лице человечество обрело гения. Показательна следующая, сказанная им фраза: «Гений человечества – вот единственно правильная точка зрения для истории». Но тогда Эмерсона в США поняли немногие. В России им восторгался Л. Толстой (книги Эмерсона стали его спутниками), его обожествлял Ф. Ницше. Минули годы, и сегодня он стал настоящей иконой Америки. Интеллектуалы ссылаются на его афоризмы, изречения так часто, как на Библию с Шекспиром. О нем можно сказать словами, которые он обращал в адрес Торо: «Никто так полно и с таким достоинством не олицетворял истинную Америку, как он». Великая слава пришла к нему после смерти.

Это можно сказать и о Дэвиде Генри Торо (1817–1862). Сын обанкротившегося отца, владевшего мелочной лавкой, он имел счастье родиться и жить в городе, ставшем средоточием культурной элиты первой половины XIX в. Для художника и мыслителя место обитания ничуть не менее важный факт жизненной биографии и судьбы, нежели сами родители. Он учился в частной школе и в Гарвардском университете. Последний разочаровал его, как и многих его современников. Больше повезло ему с наставником, отцом О. Браунсоном. Недели с ним стали началом новой эры в его жизни. Уже в те годы в нем, активно занимающемся самообразованием, родилась мысль о необходимости постоянного духовного развития и роста (трансцендентализма). Исключительное влияние оказало эссе Р. Эмерсона «Природа». Юноша познакомился с автором. Встреча оказалась знаменательной. В свою очередь и Эмерсон увидел в Торо как бы «воплощение идеала» нового типа американского ученого и мыслителя. К тому времени Торо работал учителем, но вскоре ушел из школы, так как ему приказали применить розги (обычное требование того времени). В качестве протеста он не только покинул школу, но поменял порядком свое имя, превратившись из Дэвида Генри в Генри Дэвида. Если бы столь же просто можно было бы поменять всю жизнь… Впрочем, вначале ему не на что было жаловаться. Его частная школа процветала, его заметили и избрали секретарем основанного лицея Конкорда. Появились друзья. В то же время выявились особенности поведения Торо. Он предпочитал одиночество, стараясь быть «свободнее любой планеты». Конечно, можно уйти от общественного мнения, правительства, религии, образования, даже от друзей. Но как уйти от самого себя?! Он уединился на берегу заброшенного озера. Видимо, тому послужили серьезные жизненные основания. Первая его любовь была неудачной. Компанией друзей в коммуне «Брук Фарм» он решительно пренебрег. От столбняка умер его брат Джон. Вскоре выяснилось, что у него началась чахотка. А тут еще общество не пожелало признавать его литературный талант. Вдобавок ко всему он не пожелал платить выборный налог, за что его тут же упрятали в тюрьму. Немудрено, что за ударами судьбы последовал период депрессии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное