Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Что же касается жития «великого гуру» США, философа Дж. Сантаяны, то, будучи рожден в Испании, он остался чужаком в Америке, где не очень ладил с ее ученым миром. Известно, что упомянутый У. Джемс назвал его докторскую диссертацию «верхом нравственной испорченности». По рождению он был католиком и испанцем, по воспитанию – пуританином и американцем. Вероятно, по этой причине он так и оставался чужим в американском мире (без страны, церкви и семьи). Жизнь и деятельность философа протекали в стенах Гарварда. Тут читали лекции У. Джемс, Дж. Ройс и Сантаяна (с именами упомянутых ученых обычно и связывают «золотой век» американской философии). В 1889 г. он получил звание доктора философии, а в 1911 г. покинул стены Гарварда, пожелав полностью посвятить себя науке. Скажем прямо и честно: Сантаяну тяготила Америка с ее безумным и бесчеловечным культом наживы и денег. Как только ему позволили финансы, он навсегда оставил США (1911) и переселился в Европу (Англия, Испания, Италия). В Риме он создал свои самые значительные произведения. Среди наиболее сильных работ – «Чувство красоты» (1896), «Жизнь разума» (1904–1905), «Царства бытия» (1940), «Люди и места» (1943–1945), «Господство и власть» (1951). Сантаяна с помощью философии пытался осмыслить жизнь, найти ответы на волнующие его вопросы, стремясь «выразить полуоткрытую действительность так, как это делает искусство».[334]

Это не всегда ему удавалось в деловой Америке.

И все же янки лишены облагораживающего влияния исторической традиции, классического искусства. За их плечами нет блеска Рима, величия Испанской и Германской империй, походов Наполеона, нет седой китайской древности, нет ни египетских пирамид, ни Кремля, ни собора Василия Блаженного. Это все время как-то злит их и раздражает, заставляя чувствовать что ли культурную провинциальность и духовную неприкаянность, порой даже явную ущербность. Не случайно известный историк США Ф. Тернер усиленно пытался провести аналогию между США и Древней Грецией, отмечая, что для Греции Средиземное море сыграло такую же роль в становлении ее культуры, как и фактор духа границы для Америки. А находившийся на дипломатической службе в Вашингтоне П.И. Полетика даже писал в статье «Состояние общества в Соединенных Американских областях» (1830): «Первоначальное обучение весьма распространено в Соединенных областях, так что редко встречаются люди, даже в числе ремесленников, не знающие грамоты и цифири. Сверх сего, английские путешественники признают, что язык, употребляемый большей частью жителей Соединенных Областей, чище и правильнее того, коим говорит простолюдин в Англии, где каждая провинция и, так сказать, каждое графство отличается особенным наречием. Но когда, отдав сию справедливость, мы приступим к рассмотрению Наук и Художеств в Соединенных Областях, то увидим, что край сей еще очень отдален на сей счет от Европы». Однако после революций и войны за независимость активность в области культуры заметно возросла: «За четверть века поразительного обновления в стране появились первый роман, первая эпическая поэма, первый композитор, первая профессионально поставленная пьеса, первый актер и танцовщик, первый музей, первые значительные живописцы, мастера музыкальных инструментов, граверы, журналы, – поистине большинство определяющих черт традиционно высокой культуры».[335]

И все-таки в массе своей американцы оказались в положении соломенной вдовы: вроде бы и сожительствуют с культурой, но связь эта эфемерная. Во-первых, подобная двусмысленность определялась довольно скудными условиями жизни и довольства (в начале пути). Во-вторых, тут восторжествовал лейбницевский подход, определяющий ценность поэзии и искусства по отношению к науке примерно как 1 к 7. США с трудом воспринимают культуру. Л. Мэмфорд писал: «Если дело касалось литературы или… духовной музыки, пуританин не восставал против этого рода искусства. Но художественное выражение было невыносимо для его глаз… Они отвергали всякую связь между свободным художником и прикладными искусствами, они изгнали художника на улицу, где он вынужден был продаваться первому встречному».[336] В-третьих, главным стимулом всех усилий обитателей США стало добывание денег (причем, любыми доступными им способами). Их демократия пропитана денежной «культурой», как пьяница алкоголем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное