Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Впоследствии в Америке будут свои замечательные художники. В особенности это касается тех, кто составил реалистическую школу живописи и графики. Среди наиболее ярких художников-реалистов – У. Гомер (1836–1910), Т. Икинс (1844–1916), Р. Генри, О. Таннер и др. У. Гомер и Т. Икинс посвящали картины труженикам и природе страны («Труженики моря», «Ветер крепчает», «Клиника Гросса»). Продолжателями их творчества стала группа «Нью-йоркских реалистов» (Дж. Слоун, Дж. Люкс, У. Глэккен). Они отражали повседневную жизнь Америки, за что получили в прессе прозвище «школы журналистов». Дж. Беллоуз (1882–1925) выразил дух динамичной, трудовой, деловой Америки. В его картинах – жизнь большого города, работа машин, спортивные состязания. Все они – певцы индустриальной Америки, ее героев (картина Э. Хоппера «Манхэттенский мост» и Ю. Спайнера «Ред Мур, кузнец»). Среди негритянских художников следовало бы выделить ученика Т. Икинса – Оссаву Таннера, что в 90-е годы XIX века жил в Париже и даже получил там орден Почетного легиона за яркие романтические пейзажи и полотна на главные библейские сюжеты.[338]

Пальму первенства янки отдают строительству и архитектуре. Земледельцы, плотники, охотники, рыбаки, дровосеки, правители, бизнесмены нуждаются в жилищах. Архитектура это не только застывшая музыка или музыка в пространстве (как говорил Шеллинг), но и важный элемент бытия. Первым архитектурным сооружением в Новом Свете была бревенчатая хижина. Затем, по мере имущественного расслоения американцев, постепенно менялось и отношение к архитектуре. Как это происходило, показывает американский писатель В. Ирвинг в «Истории Нью-Йорка»: «Итак, благоустроив свои земли, он (американец) затем принимается за постройку дома, достаточного быть жилищем земледельца. Среди чащи немедленно вырастает громадный дворец из сосновых досок… Скромная бревенчатая хижина, в тесных, но уютных стенах которой некогда ютилась эта преуспевающая семья, прочно стоит рядом, как жалкий контраст, разжалованная в коровник или свиной хлев». Ирвинг сравнил такого преуспевающего американца с честолюбивой улиткой, покинувшей свое скромное жилище ради помпезной скорлупы омара. Хотя готовность обустроить свой дом вызывает понимание и уважение («Мой дом – моя крепость»). Разумеется, существовала громадная разница между усадьбой президента Джефферсона и жилищем для простых рабочих, напоминавших собой рыночные загоны для скота, или, скажем, между роскошными банковскими офисами-дворцами и домами для рабочих иммигрантских семей, построенных на Восточном побережье в 1830-е годы.[339]

Известны и мастера чикагской школы. Когда в 1871 г. пожар уничтожил большую часть Чикаго, на две трети состоявшего из деревянных домов, архитекторы Салливен, Адлер, Дженни, Рут, Бернэм создали новый город. Воздвигли поэму из камня и стали. И хотя площали Чикаго и Нью-Йорка далеки от грандиозной площади Св. Марка в Венеции, ставшей для итальянцев неким эстетическим и гражданским символом, а Блок никогда не сказал бы об Эмпайр-Стейт билдинг – «Марк утопил в лагуне лунной узорный свой иконостас», но и они, бесспорно, стали важной чертой урбанистической Америки. Уитмен говорил, что искусство не может и не должно игнорировать науку и технику. Оно обязано устремлять свой взор не в прошлое, а в будущее. К этому-то как раз и стремились чикагские архитекторы. Мечтатель Л. Салливен (1856–1924) грезил о том, что ему удастся заставить власть служить демократии. К тому же стремился Ф. Л. Райт (1869–1959), самый одаренный архитектор США, «романтик прерий», чьи работы унаследовали лучшее из народного зодчества. О его творчестве писали так: «То, что Уитмен, Эмерсон, Лонгфелло сделали для духовной культуры Америки, Райт пытался сделать для ее архитектуры. Он хотел запечатлеть в ней какой-то самобытный национальный дух, утвердить ее исчезающий идеал, но сделать это на основе идей и технических открытий XX века».[340]

Капитализм, говорил Салливен, подавляет наиболее гуманные и человечные архитектурные методы. Конечно, он внешне продуктивен и эффективен (его сильные стороны). Другое дело, могли ли восторжествовать «философия органической и свободной архитектуры» Райта, его удивительный «Город Широкого Простора» в середине XX века, если цели данного общества были узки и эгоистичны? Здесь успехи капитализма достаточно противоречивы. «Мы не можем строить свободные здания, апеллирующие к свободе свободного народа, если сама жизнь не свободна… Извращенный мир, где капитал выше труда, а индивидуальные качества личности калечатся под гнетом власти денег», – заметил Райт. Есть немалая правда и в словах Л. Мэмфорда, называвшего многие строения в крупных городах США «храмами алчности», лишенными солнечного света и даров величественной природы. Это мрачные замки крупных феодалов капитала. В пригородах Америки торжествуют черты органической и демократической архитектуры.[341]

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное