Нарушая заповеди

— Как скажешь, — он пожал плечами, но на его лице читалось разочарование. — Ты подумай, может, это важно.

Ещё как важно, Рус, и да — мне надо хорошенько подумать.

Я кивнула охраннику и поспешила вернуться в стильный ресторанный зал, наполненный музыкой и смехом. Котю среди гостей я не обнаружила, но звонить ей не стала. Сейчас её восторженный энтузиазм никак не втиснется в мою одинокую скорлупу, где с помощью злости я пытаюсь задушить обиду, и все эти эмоции мне мешают рационально мыслить.

— Молодой человек! — я привлекаю внимание официанта, ловко лавирующего между гостями с тяжёлым подносом, заставленным изысканными алкогольными коктейлями.

Он приветливо улыбается и устремляется ко мне.

— Нельзя нагружать позвоночник такой тяжестью, — заявляю ему менторским тоном и облегчаю его ношу на четыре коктейля.

Как же противно и стыдно осознавать, насколько я оказалась глупа и наивна. Поверила отвратительному Маргаритовичу и даже сочувствовала ему — ну что за дура! Я ведь в самом начале была на правильном пути… Почему же я сбилась? Ничего героического этот гад не совершил, разве что… Ну не поцелуй же растопил мою неприязнь. Да и не хотела я с ним целоваться. А уж он!.. Представляю, как он, наверное, потом плевался.

Обида меня захлестнула снова и, не выпуская из рук коктейль, я проследовала к ближайшему ко мне большому зеркалу. Какая-то тётка прилипла к нему намертво, за это время можно было все волосы на голове пересчитать.

— Женщина. Отойдите, пожалуйста, от зеркала, а то, боюсь, Вы сглазите свою красоту.

Дама с высоты своего роста смерила нас со стаканом презрительным взглядом, оценив и мой скромный внешний вид, и манеры, а точнее, отсутствие таковых, и величественно отвалила. А я заняла её место.

Та-ак, что тут у нас?

А у нас тут очень недовольное, но всё ещё симпатичное лицо, красивые волосы… И ноги… Но я ведь не тощая! И, словно желая это опровергнуть, в отражении за моей спиной возникла фигуристая Ангелина Львовна. Интересно, что они там с Маркушей так долго делали? Я за это время уже пятый коктейль допиваю. Этот оказался самый крепкий.

— Ева, почему ты одна? — губы Ангелины улыбаются, но взгляд настороженный.

— А ты почему? — спрашиваю у отражения.

— Я только вернулась в зал и увидела тебя…

Как же мне не повезло. Теперь, рядом с её отражением, моё выглядит иначе. Словно бабочка между двумя верблюжьими горбами. Красивая, нежная… но никто не заметит эту хрупкую красоту за выдающимися буграми. Мамочка была права — я не удалась.

— Ева, а ты не много выпила? — в зеркале красивые Ангелинины глаза с красивым беспокойством пялятся на мой стакан. Как у неё так получается — всё красиво?

— Мне столько не выпить, — отвечаю своему потускневшему отражению и снова ловлю взгляд Львовны. Теперь её глаза стали ещё больше. — Так зачем ты ко мне подошла, А-Ангелина?

— Ты выглядишь такой грустной и одинокой…

— М-м… А почему ты тогда не подошла к Богдану? Он тоже очень одинокий и грустный.

— Ты знаешь Богдана? — Ангелинин голос срывается. Она резко разворачивает меня спиной к зеркалу, но здесь тоже она. — Где ты его видела, Ева?

Львовна встряхивает меня, отчего остатки коктейля выплёскиваются ей на платье, но она даже не обращает внимания — ей важнее, где сейчас её одинокий Богдан.

— У него красивое тело, — вспоминаю я, растягивая слова. — Мяса маловато, но это, наверное, от тоски. Ноги у него длинные и волосатые… Хотя, мой папа ещё волосатей. А тебе чья шерсть больше нравится?

— Ева, что ты несёшь?! Ты что-то знаешь о Богдане? — повышает голос Ангелина и вырывает из моей руки опустевший стакан.

— Я знаю, что на его сердце выбито имя на букву «А». Угадай, какое? Начинается на «Ангел»… Очень красиво, правда? А заканчивается на «ина». Знаешь, сколько вульгарных слов заканчиваются на «ина», тебе рассказать?

— Ева, ты скажешь мне, где Богдан? — спрашивает Ангелина почти шёпотом, а по её щекам уже льются слёзы.

— А ты скажешь мне, где твоя маска — улыбка или эта солёная вода?

— Ты издеваешься? — Львовна громко всхлипывает.

— Я просто тебе не верю. А Богдан… он тебя очень любит.

Мы стоим друг напротив друга, как два бойца на ринге. Мы в разных весовых категориях, но победивших нет. Львовна рыдает, наверное, от счастья, а я улыбаюсь… От горечи.

— Что у вас тут происходит? — это папа вспомнил о девочках, которых защищает. — Лали?

Ангелина закрывает лицо руками и рыдает ещё сильнее, а я пожимаю плечами.

— Нарушая Божьи заповеди, мы калечим свою жизнь. Грехи — это раны, которые мы наносим себе. Ангелина ранена и плачет от боли.

— Лали, ты что, пьяная? — папа обнимает безутешную Львовну, но не сводит с меня глаз.

— А это не является смертным грехом! Пап, я верю в искупление. У нас, верующих людей, есть Бог, который нас всегда прощает. Скажи своей женщине — пусть помолится и покается.