Нарушая заповеди

Для обеда он переоделся в льняные белые брюки и рубашку и сейчас, весь такой белый и смелый, глядя на меня, нагло ухмыляется.

— Да, для Вас Евлалия Тимуровна, — обрадовалась я неожиданной подсказке, — приятно, что Вы запомнили.

— Ахаха! — мелодичным колокольчиком зазвенел смех Ангелины.

Обхохочешься! Как бы ручейки не зажурчали. И ещё интересно, это именно я сейчас должна пригласить их присесть за стол? Или мы здесь до ужина будем расшаркиваться?

— Ева, а меня можешь называть просто Ангелиной, — великодушно позволила милая папина подружка.

Совершенно некстати в голову прилетел анекдот — «а я лось, просто лось».

— Так, ну давайте присядем за стол и продолжим наше приятное знакомство, — изображает Львовна гостеприимную хозяйку. Хозяйку! — И, я так понимаю, Ева, с моим братом ты уже успела познакомиться…

Упомянутый брат в этот момент отодвигает для Ангелины стул, после чего занимает своё место за столом. А-а… Ну, что же, я и сама не надорвусь. Вот ведь, колхозник нагламуренный!

— Да, Ангелина, мне уже представили Льва Марковича, — я сама невинность, даже губы не дрогнули.

А хохотушка Ангелина снова залилась весёлым смехом. Может, она и не такая уж крыса? Вон и взгляд потеплел…

— Ой, не могу — Лев Маркович! — продолжает веселиться Львовна и промокает глазки салфеткой. — Марк, прости, я просто комедию вспомнила с Фаиной Раневской, она там Львом Маргаритовичем представилась. Ахаха! Лев Маргаритович!

Взглянув на раздувшего ноздри Марка, я тоже не выдерживаю и начинаю смеяться. И сейчас мы с Ангелиной, словно два заговорщика, против недовольного Маргаритовича.

— Ой, а Василиса где? — я резко обрываю веселье и вопросительно смотрю на Ангелину.

— Где? Ну, не знаю, где-то у себя, наверное… — Львовна непонимающе моргает.

— А почему она где-то у себя, а не обедает вместе с нами? — я прищуриваю глаза и жду ответа в духе «прислуге не место за нашим столом», чтобы уж сразу распределить здесь все места. Пока папы нет…

— А почему, собственно… — начинает Марк, но Ангелина его перебивает:

— Марик, потому что мы семья, — она накрывает его ладонь своей и мягко улыбается. — Ева, прости, это моё упущение. Я ведь не настолько близка с Василисой Петровной и совсем упустила из вида, что тебе она очень дорога. Поверь, я это понимаю и уважаю, просто ещё не адаптировалась здесь в достаточной степени. — А по мне так это высшая степень! — Хочешь, я сама схожу за ней и приглашу к столу?

В её голосе и взгляде столько искренности и раскаянья… И даже Марк покладисто кивает типа он проникся.

То чувство, когда ты точно знаешь, что тебе посыпают мозг сахарной пудрой, а стряхнуть — никак, извилины уже склеились, а нейтрализатор ещё недостаточно выдержан, чтобы противостоять такому уровню стервозного мастерства.

— Нет, Ангелина, спасибо, не стоит, — звучу вполне себе дипломатично, — Василиса всё равно не придёт, но… Ничего страшного.

Я застенчиво улыбаюсь и горжусь собой.

— Ну, тогда, может быть, вина? За знакомство! — танк Ангелина, похоже, тоже собой довольна.

— А ей уже можно вино? — Марк окидывает меня скептическим взглядом, лишь на мгновение задержав его на груди, но я заметила. — Я подумал, она ещё не выросла.

По его взгляду и ядовитой улыбке было несложно догадаться, на что этот придурок намекает. Я не понимаю, откуда в человеке столько наглости, чтобы вести себя подобным образом на чужой территории. А в данный момент я бы сказала — на вражеской.

— Марик, Еве уже девятнадцать, — ласково воркует Ангелина. Ага, а то он не знал! — Конечно, она уже выросла.

— Боюсь, такой длинный язык, как у Вашего брата, мне никогда не отрастить. Наверняка, это самый длинный его орган. — Нет, ну а что, мне кустом прикинуться?

— Ты ещё удивишься, девочка, когда поймешь, как ошибалась, — Марк широко оскалился, и какое счастье, что нельзя убить взглядом, иначе папочка остался бы сиротой.

— Так что насчёт вина? — Ангелина больше не хихикает, а судя по тому, как дёрнулся и посмотрел на неё братец, она его ещё и хорошенько пнула под столом.

От вина я вежливо отказалась и сосредоточилась на еде. Шамиль действительно постарался и приготовил всё по моему вкусу, но кусок в горло не лезет. Почему я в собственном доме должна ощущать себя, как на минном поле? Если к вечеру папа не вернётся, пусть эти двое даже не надеются, что я присоединюсь к ним за ужином. У меня ведь тоже нервы не железные и если я взорвусь, тогда — держите меня семеро!

Наша дальнейшая обеденная трапеза больше напоминает поминки, и хочется верить, что это недовольный Маргаритович похоронил надежду меня затоптать. На своём поле играть, конечно, легче, но это в том случае, если Ангелина мне не враг… А вот как раз в этом я сильно сомневаюсь.

Она ещё продолжает делать попытки разрядить напряжённую атмосферу:

— Ева, ты, наверное, очень скучала по дому?

— Да, скучала.

— И как тебе — Москва сильно изменилась? — в голосе целый шквал энтузиазма.

— Немного, но я не успела рассмотреть как следует.

— Мы могли бы как-нибудь вместе прогуляться…

— Да, можно. Спасибо.