— Теперь не в порядке! — кричу ему и вижу, как он разворачивается и медленно идёт ко мне.
Я — так точно в абсолютном непорядке. Не могу прочитать его взгляд. Но я настолько напряжена, что если он дотронется до меня, мне кажется, я умру мгновенно от разрыва сердца.
Он подходит очень близко и смотрит, не мигая — прямо в мои глаза.
— Ты много работала, чтобы позволить себе эту машину?
Его голос спокойный и тихий, а меня мгновенно бросает в жар. Я для него просто избалованная паразитка…
Беспомощно оглядываюсь на свою пострадавшую девочку и меня накрывает осознание и охватывает жгучий стыд. Перед Ромкой, перед папой, перед… моей новой искалеченной машиной… Ромка совершенно прав — я…
— Я сама заработаю на ремонт, — сжимаю ладони в кулаки, чтобы не прижать их к пылающим щекам. — Рома, скажи, сколько надо, я заработаю и вернусь.
Он ещё несколько секунд смотрит на меня нечитаемым взглядом, наклонив голову набок. Затем, когда я уже отчаялась услышать ответ, он лениво произносит:
— Здесь работа для кузовщика, мне это неинтересно.
Неинтересно…
Я наблюдаю за его удаляющейся фигурой, ощущая, как сильно печёт глаза.
Нет — это не слёзы… Это ярость!
18
Папа всё же приехал за мной. Он всегда знает, где меня искать. Наверняка ему было больно видеть свою дочь, одиноко стоящую посреди опустевшей парковки. Папе достаточно лишь короткого взгляда на мою машину, чтобы оценить ситуацию и сделать, скорее всего, верные выводы.
— Отлично выглядишь, Лали, — он бережно обнимает меня за плечи и целует в висок. — Такую красавицу небезопасно отпускать без охраны.
Очень страшно быть папиным разочарованием. Слёзы и оправдания ничего не исправят, а лишь сделают меня в его глазах жалкой и беспомощной малышкой. Папа и так всё про меня понимает и ему не надо объяснять, насколько мне действительно жаль — он это легко может прочесть в моих глазах.
— Я очень люблю тебя, пап. Ты только продолжай в меня верить, пожалуйста.
— Всегда, котёнок, — ласково говорит он. — И поменьше трагизма, Лали, у тебя есть право на ошибку.
Мой великодушный папочка снова стелет соломку для своей глупой импульсивной девочки, и я невесело улыбаюсь.
— Больше нет, папуль. Больше нет… Поехали домой.
*****
— Позорэ ты моя, позорэ!
Потому что ты глупая, что ли…
Запереть бы тебя в автошколе…
Иль в какой бездорожной дырЭ…
Позорэ ты моя, позорэ! — с чувством декламирует Котя, встречая меня на террасе.
Но встретив холодный взгляд хозяина дома, Котя подавилась последним словом и поспешила реабилитироваться:
— Я тут подумала, Тимур Альбертович, что всему виной Евкины туфли, я бы на таких шпиляках даже ходить не смогла, не то что ехать за рулём.
Брехушка изворотливая!
Проигнорировав Котины оправдания, папа приказал подъехавшему вслед за нами Яну загнать мою машину в гараж, а сам удалился в дом. По дороге домой я честно рассказала ему о своей глупой выходке и желании самой заработать на ремонт. Спасибо, что он понял, насколько для меня это важно и не стал отговаривать. Пообещал, что позднее мы непременно вернёмся к вопросу о моём трудоустройстве. А потом помолчал, вероятно, подбирая слова, и попросил не пытаться взять Ромку штурмом и позволить ему остыть.
Остыть? Да за эти годы он должен был уже инеем покрыться! А впрочем, так и случилось — мой Ромка оброс ледяной бронёй, и от улыбчивого доброго парня осталась лишь равнодушная оболочка. Вот только я не собираюсь ждать, когда ледяное сердце моего «Кая» растопит какая-нибудь предприимчивая барышня, пока печальная Герда будет посыпать голову пеплом и сидеть в окопе, надеясь, что погода изменится к лучшему.
В одном папа прав — штурм следует отложить. Однако альтернативного варианта мой заботливый родитель не предложил. Оно и понятно — он предпочёл бы не перчить свои раны, ведь когда-то эта история прошлась по всем участникам безжалостным катком, только ему пришлось гораздо тяжелее, чем мне. Что уж говорить о Ромке — он в своём праве. Даже быть неправым…
— Фу-ух! Ну, блин, Тимур Альбертович вообще шуток не понимает! — тихонечко шепчет Котя, с опаской поглядывая ему вслед. — Я чуть не родила на месте от страха, когда он на меня зыркнул.
— Не бери в голову, он на всех так смотрит, — пытаюсь успокоить подругу, бережно обхватившую своё пузико.
— Му-гу, с утра он был веселее, даже шутил со мной. И вряд ли бы он так разволновался из-за разбитой тачки. Колись, Бабайка, что натворила?
— Ты просто за помелом следи иногда, — напомнила я, хотя её поэзия меня не слишком задела.
— Ой, только не говори, что он так трепетно относится к Есенину.
— Нет, Коть, это ко мне папа относится трепетно, и не прикидывайся деревянной матрёшкой.
— Везучка ты! Ну, давай, рассказывай уже! — подруга вытаращила глаза и развесила уши, жаждая подробностей моей поездки.