— Ну, я полагаю, что не ты, а кто… Да кто же знает.
— А п-почему… стадом? Откуда…
— Так это… Любка за фельдшерихой бегала, ну той, что на втором этаже. Фигуристая такая, помнишь?
— Да хрен с ней! Дальше что?
— Так она это… ну… посмотрела всё… Ну, ты понимаешь. Расспросила там — что да как. Сказала, что зря Янка душ принимала, типа все следы смыла.
— А ты-то откуда всё знаешь?
— Так фельдшериха рассказала! Тоньке, Натахе вон…
— Почему рассказала? Она же врач…
— Какой, на хрен, врач? Она — баба!
Сука она! В голове вся эта дичь вообще не усваивается. И что-то постоянно ускользает… А, вот оно!
— Андрюх, а я здесь при чём?
— Так это… Янка верещала, что ты виноват…
Наверное, у меня сейчас был такой взгляд, что Андрюха тут же поспешил исправиться:
— Не-не, Ромыч, она не говорила, что это ты её… того… Но орала, что всё из-за тебя. Громко орала, все слышали. Слышь, Тёмный, мож её за какие твои долги это… типа наказали?
Я ворвался к Янке в комнату, как разъярённый бизон, но, увидев забившуюся в угол дивана девчонку, остановился и резко сдулся. Она смотрела на меня, как затравленный зверёк, и тихо скулила. Губы изранены, белки глаз в кровавую сеточку, синяки на скулах и запястьях… Я не знал, что сказать…
— Ром, не смотри на меня, — прошептала Янка. — Только не сейчас…
Влетевшая в комнату тётя Любаша выдворяла меня чём-то тяжёлым по спине и затылку и орала вслед, что мне конец… Как-то смешалось всё в голове…
Лялька звонит весь день и шлёт сообщения. Я занят. Не отвлекаюсь. У меня пациент.
И я не знаю, как с ней говорить…
Толян тоже звонит… И Владыка Бочкин… Ему-то что надо?
Пила… Пиликает уже пятый раз. Не просто так…
— Роман, ты где сейчас?
— На работе.
— Слушай, тут какой-то беспредел творится, ты бы пока в общагу не возвращался… Тут менты по твою душу пришли. Слышь, в общаге такое мелят… Роман, я не верю, но ты пока не суйся сюда.
— Я понял.
К общаге я подъехал спустя два часа и через полминуты Франкенштейна зажали два «бобика». Вот я и приехал…
58. Евлалия
Полдня я пребываю в возбуждённо-шизанутом состоянии, лелея воспоминания о прошедшей ночи. Ромка — мой мужчина! Да на фоне этого мегаважного события утренняя потасовка около кофейни и её последствия кажутся совершенно бледными и незначительными. Возможно, не будь со мной рядом грозного всемогущего папки, я бы не была столь позитивной и сейчас тряслась бы от страха перед начальством и грядущим увольнением. Но ни штрафные санкции, ни репрессии мне не грозят. Это я поняла, как только пылающий праведным гневом босс ворвался в кофейню и встретился с моим папой. Упс! Ну, извините, вот такой нежданчик! Тимур Баев — личность хоть и не медийная, но очень узнаваемая. Наверняка Вадим проклял тот день, когда взял меня на работу, но чего уж теперь-то… Теперь месть за помятых товарищей не удалась. Хотя, уволь он меня — я бы ничуть не расстроилась. Потом — да — горевала бы, наверное, но прямо сейчас…
Прямо сейчас я ощущаю покалывающую дрожь во всём теле, прокручивая в голове особенно острые моменты нашей с Ромкой близости. Ой, да что там — каждое мгновение рядом с ним для меня особенное! Папочка поглядывает на меня со смесью досады и тоски. «Я знаю, что ты делала сегодня ночью!» — кричит его взгляд. Это меня сильно смущает и веселит одновременно.
Так вот у меня — самый уникальный случай! Потому что любовь моя огромная и жаркая, как солнце. Я знаю, что выгляжу сейчас, как дурная мартовская кошка, но просто не состоянии маскировать своё счастье.
Жаль, что Ромка уехал так быстро. Папа сказал, что ему позвонили по срочному делу, и он сразу умчал. Но я думаю, что ему просто не очень комфортно рядом с моим папой. Конечно, я понимаю Ромку.
— Папуль, ты уже три часа здесь торчишь! У тебя что — все дела перевелись или ты заделался моим личным телохранителем?
— Скажи спасибо, что это я с тобой здесь, а не ты со мной дома под замком, — папин голос звучит скорее устало, нежели грозно, и вместо «спасибо» я лишь закатываю глаза. — И чем я тебе помешал? Я уже литр этой вашей бурды выхлебал — похоже, суточную выручку сделал.
— Выручку? Да ты нам уже всех посетителей распугал! Они ко мне подойти боятся.
— Пусть штудируют этикет приветствия, — недовольно порыкивает папа, а я вздыхаю. Слышала бы его сейчас Василиса!
— Пап, ты же сам понимаешь, что необъективен…
А всего лишь один из гостей назвал меня зайкой, другой — малышкой. Знал бы папа, что мне давно уже следует выползти из-за стойки и протереть столики. Официантка у нас ведь только вечером работает, а днём, когда посетителей мало — всё на мне. Но я приклеилась к своему месту. А не дай бог, кто-нибудь решит ко мне руку протянуть!.. И где искать потом эту руку?.. Ох, боюсь, что я здесь ненадолго задержусь.