Обхватываю его спину, прижимаю к себе, и отдаюсь ощущениям, которые вызывают его глубокие, настойчивые толчки. Выгибаюсь и кричу, потому что оргазм, который меня тут же накрывает, бурный, долгий и почти сумасшедший по своей силе. Майкл целует меня дрожащую и почти обессиленную, продолжая ритмично двигаться, и каждое его движение равноценно пытке, потому что рождает во мне новое желание.
Заглядываю в его лицо. В глазах мужа плещутся горячая страсть и бесконечная нежность. Держусь за него крепче, и нас обоих постепенно захватывает вибрирующая, раскаленная дрожь. Он кончает, глядя мне прямо в глаза и ловя каждую эмоцию. Слушает и слышит мое тело. Проникает еще теснее, плотнее и глубже, подхватывая меня с собой. И я погружаюсь в ласковое, обволакивающее, откровенное тепло уже во второй раз — теперь с ним вместе.
Это приятно до боли. Тело, напряженное, как камень, взрывается тысячами искр, и удовольствие пронзает меня насквозь. Мы становимся одним целым. Огненной волной мне передается и дрожь Майкла. Он рычит, стискивая мои бедра, а затем медленно обмякает и обессиленно опускается на меня. И эта тяжесть, не дающая вдохнуть в полную силу, она как самая ценная награда.
Прикусываю мочку его уха. Муж поднимается, удерживая на локтях вес собственного тела. Долго смотрит на меня, затем страстно целует в губы. А я провожу руками по его влажной от пота спине и притягиваю к себе сильнее. Все еще чувствую его внутри себя. Не хочется терять это ощущение единения, нашу незримую связь.
Как бы не сложились обстоятельства, я в любом случае выбрала бы того, кому Я нужнее всего остального. Для жизни это в миллион раз важнее. Поверьте. Чтобы кто-то безумно тебя любил. Чтобы ты ему была нужна, как воздух. Чтобы без тебя никак. Честно. Ведь это так редко случается в этом мире.
Джимми — мое наваждение, ослепительная вспышка страсти, затмевающая разум. С ним бы вышло ярко, но коротко. Потому что помимо единения тел, физической химии, в отношениях должно присутствовать и немного магии: единения душ и мыслей, характеров и стремлений, а это гораздо глубже и труднее для человеческого понимания. Всегда более искреннее, редкое, настоящее, только оно имеет право зваться любовью.
Именно это я чувствую к моему Майклу.
Майкл
— Щекотно.
— Нет же.
— Говорю, мне щекотно. — Смеюсь.
— Вовсе нет. — Продолжает водить рукой по моей груди.
— Мне. Щекотно. — Перехватываю ее руку и целую по очереди каждый пальчик.
— Ах, вот в чем дело. — Смеется в подушку Элли. — Тебе щекотно.
Она лежит с закрытыми глазами. Помятая, сонная, очень утренняя. Ее темные волосы с осветленными прядками спокойные, как тихая речка вокруг головы — разметались по подушке, изогнувшись широкой и длинной шелковой лентой. Элли нежится, отбирая у сна еще пару минуточек, и улыбается, словно досматривает одно из сновидений. Это что-то хорошее и приятное. Потому что обычно я слышу, как внутри нее кричат и машут крыльями тревожные птицы, а сегодня там светло и тихо, ее мысли максимально спокойны и прозрачны.
— Кофе. — Бормочет она, когда я поднимаюсь с постели.
Оборачиваюсь. Не спит. Приоткрыла одно веко и скользит глазом по моей фигуре.
— Что? — Улыбаюсь.
— Я буду кофе. — Ее голос после сна скрипучий и низкий.
Это так сексуально, что мне хочется вернуться в кровать.
— Хорошо. — Киваю.
— Классная задница. — Теперь открыты оба глаза.
— Спасибо. — Оглядываю комнату в поисках своих боксеров.
— Дашь потрогать? — И смеется, закутываясь в одеяло.
К черту трусы. Я возвращаюсь в постель. Целую ее заспанную. Глажу теплую кожу прохладными ладонями и наслаждаюсь тем, как на ней рождаются тысячи мурашек. Мы занимаемся любовью медленно, без единого звука. Никуда не торопясь.
Зарываюсь в ее волосы, вбираю в себя ее дрожь. Мы дышим в унисон. Я вдыхаю ее всю с невероятным счастьем. Нас накрывает треском электричества и горячими волнами. Мы умираем, налетая друг на друга, касаемся, тремся руками, ногами, плечами, притягиваемся точно магниты и снова оживаем. Раскачиваемся, крутимся, подлетаем в воздух и снова приземляемся на грешную землю. Ненасытно, жадно, больно. Мы пожираем друг друга. Таем. Не слышим ничего вокруг. Переживаем землетрясение.
А потом долго валяемся на мятых простынях, обнявшись и переплетя наши ноги и руки.
— Нужно оставить все дела поверенному и уехать отсюда. — Говорит Элли, рисуя пальцем завитушки на моем животе.
Эти движения меня возбуждают. Снова.
— Так и сделаем. — Отвечаю.
— Мы выросли из этой дружбы, из этого дома и этого города. Нас здесь больше ничего не держит.
— Прощаемся без сожалений, — улыбаюсь я.
Элли встает, убирает волосы в хвост, надевает короткий красный сарафан. Ее грациозными движениями можно любоваться бесконечно, что я и делаю, ленясь подниматься с постели.
— Я — страшный сон твоей матери. — Смеется она, выглядывая в окно.
— Для нее любая девушка потенциальная соперница. Просто она очень зациклена на мне.
Элли приветственно машет кому-то. Значит, матушка уже на своем посту — у окна.
— Главное, не стать такой же наседкой с собственными детьми. — Цедит она сквозь зубы, натужно улыбаясь моей маме.