Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков

«Мы с Лелей Санфировой, уже сделав два вылета, летели в третий. Это был мой 813-й вылет… Леля взяла курс домой, когда я вдруг увидела, что загорелось правое крыло. Несколько секунд летели молча. Огонь быстро расползался в стороны, приближаясь к кабине. Леля тянула время: хотела подлететь ближе к линии фронта. Но вот больше медлить нельзя, и я слышу ее голос: «Руфа, быстрей вылезай, прыгай!..»

Обеими ногами я встала на крыло, и меня сдуло струей воздуха. Падая, дернула за кольцо. Парашют почему-то не раскрылся, я камнем понеслась в черную пропасть. Ужас охватил меня. Собрав последние силы, я еще раз рванула трос. Меня сильно тряхнуло, и надо мной раскрылся белый купол. Приземлилась благополучно. Я высвободилась из парашюта и, отбежав в сторону, поползла. На земле стоял сильный грохот — казалось, стреляли сразу со всех сторон…

Мысль о Леле не покидала меня. Что с ней? Может быть, она ушиблась, сломала ногу и лежит одна, беспомощная? А может быть, ее схватили немцы?… Вдруг рука моя наткнулась на что-то холодное, металлическое: «Мина!» Что же делать? Здесь минное поле… Нужно ползти, ничего другого не придумаешь. Я снова двинулась в путь, шаря перед собой рукой, а потом и палкой, как будто это могло спасти от внезапного взрыва. Вдруг передо мной возникла стена из колючей проволоки… Долго возилась, исцарапала руки и лицо, порвала комбинезон. Наконец мне удалось преодолеть ее… Почти сразу услышала русскую речь. Свои! Я встала и громко крикнула: «Послушайте!» В ответ закричали: «Давай сюда, родная!»

В траншее меня окружили бойцы, дали горячего чаю, кто-то снял с себя сапоги и предложил мне — мои унты были потеряны. Потом меня повели на КП… Я отвечала на вопросы, а сама все думала: «Почему они ничего не говорят о Леле?» Словно угадав мои мысли, кто-то произнес: «А подружке вашей не повезло — подорвалась на минах». Когда смысл этих слов дошел до моего сознания, внутри меня как будто что-то оборвалось… «Она тоже шла через минное поле. Но там были мины противопехотные. А вы наткнулись на противотанковые, потому и прошли»…

Я ни о чем больше не могла думать. Меня куда-то повезли на машине, привезли в землянку. Передо мной оказался генерал, о чем-то расспрашивал. Я что-то односложно отвечала ему, ничего не понимая… Генерал протянул мне стакан: «Пей!» Это был спирт. Я отказалась. Тогда он решительно приказал: «Пей, тебе говорят!..» Я выпила его, как воду, но ничего не почувствовала. Пришла медсестра, дала мне снотворное, но я не уснула…

Наступило утро. Лелю нашли, принесли. Я вышла из землянки посмотреть на нее. Казалось, она спит, склонив голову на плечо… Ничто не шевельнулось во мне, как будто это была не она… Потом приехали девушки из полка. Меня обнимали, утешали… Когда подъехали к дому, где мы жили, я сразу встрепенулась, заспешила и, выпрыгнув из машины, босиком побежала в свою комнату. Мне казалось, что Леля там, настоящая, живая…

Лелю решили похоронить в Гродно. Узнав, что ее увозят, я ночью пошла с ней попрощаться. Подошла к гробу… И дальше ничего не помню, очнулась опять у себя в комнате.

После всего происшедшего я как-то перестала ощущать жизнь. Ни на что не реагировала, не могла ни есть, ни спать. Меня отправили в санаторий. Все дни я проводила у камина, глядя на огонь, не говоря ни слова…

Вернувшись в полк, я первое время очень боялась — вдруг мне страшно будет летать? Ведь бывает так… Но все обошлось, и я снова летала, как и прежде. Только летчик у меня был другой — Надя Попова. Летала она блестяще, а я иногда ошибалась и называла ее Лелей».