Наш Артем

Наседкин рассказал Артему, что сегодня повстречал на улице своего нагасакского знакомца Саню-кочегара. Саня где-то работал поваром и уборщиком, жил с несколькими русскими в довольно просторной квартире, но вот на днях все его «благополучие» рухнуло. Товарищи разбрелись, в квартире остался только он и еще один Саша — колбасник. А квартира стоит двести долларов в месяц, где взять такие деньги? Артем задумался. Ему, да и его друзьям страшно надоел тесный чуланчик, в котором они ночевали. Ночью в печи горел газ, горел скверно, вонял и вместе с тем забирал весь кислород из помещения. У них постоянно болела голова, глаза разъедала сажа. Но жизнь в чуланчике имела два преимущества — не нужно было платить за квартиру, и всегда находились бесплатные сухари, которыми можно было позавтракать и поужинать. Это позволяло откладывать немного денег даже из той нищенской оплаты, которую они получали. Откладывать на отъезд.

Но Артему хотелось сколотить коммуну, в которую бы влились новые люди. Хотя он не собирался задерживаться в Китае дольше, чем у них появятся деньги на билет, события, происходящие здесь, его будоражили. Как опытный революционер-профессионал, марксист, он умел дать им точную оценку, он понимал, что Китай стоит на пороге капитализма, на пороге своей национальной революции.

Совсем недавно он отправил письмо русским друзьям. В нем он сообщал не столько о своем житье-бытье, сколько о настроениях, царящих в Китае. Возможно, его наблюдения, его выводы пригодятся издателям большевистских газет. Он хорошо помнит, как ленинские «Искра» и «Вперед» пристально приглядывались ко всем явлениям общественной и политической жизни буквально всего мира. А в Китае у большевиков нет своих корреспондентов.

«Напишу о самих китайцах.

Как-то во время горячего спора о необходимых Китаю реформах один китаец на мой вопрос: «Какую же реформу вы считаете самой настоятельной?» — заявил: «Изгнание европейцев». Сколько я ни доказывал им, что для этого необходима сила, а сила может быть создана лишь народом, сплоченным в определенную нацию, с определенно сознанными потребностями и общественными органами выполнения их, то есть, что хозяйственное и политическое обновление Китая является необходимым условием и для освобождения из-под власти европейцев, они все же упорно твердят: «Регент должен издать закон, что европейцы изгоняются». Будто бы европейцы побоятся бумажки».

Но он опять задумался, вспомнил о письме, о китайских проблемах, а Наседкину не терпится, ведь Артем видит, что Владимиру Николаевичу хочется перебраться в квартиру Саньки-кочегара. Что же, нужно пойти поглядеть, может быть, и стоит. Надо же познакомиться и с новыми соотечественниками.

Квартира понравилась. Две больших комнаты, кухня с плитой, в которую вмазан котел, отдельный вход, полдюжины матрацев, оставшихся от прежних жильцов.

В тот вечер Артем, Наседкин, а с ними и Евгений с Щербаковым перебрались на новое местожительство и, кажется, первую ночь за все время пребывания в Шанхае спали сном праведников и чуть было не проспали работу.

В этот день Артем постарался поскорее развезти хлеб, он спешил в порт — хотелось разыскать моряков, с которыми недавно познакомился. Они сбежали с русского парохода, ну и конечно же бедствовали, не имея ни работы, ни пристанища. Но компания подходящая: Семен (фамилию его Артем не знал, да и кто тут спрашивает фамилии, ведь и он сам живет под фамилией Андреев — просто переделал отчество), финн Ларсен и двое латышей. Он пригласит их в коммуну. Сыщется и какая-нибудь работа.

Припортовая часть Шанхая — беспорядочное скопище кабаков и притонов. Здесь грабят днем и ночью, и каждый день на задворках портовых складов, в вонючих сточных канавах находят трупы. Содержатели притонов — проходимцы со всего света. Они не живут в сеттльменте — они разбойники рангом пониже тех, кто под благочестивый вой миссионеров грабит Китай по-крупному. Эти грабят одиночек, доверчивых матросов, соскучившихся в море по радостям земного бытия. Притонодержатели и кабатчики — шайка сплоченная, тут действует один закон — закон ножа. Опиекурильни разместились ближе к городской стене — они последний бастион на пути в город. И редко корабельный люд добредет до Шанхая, его оберут до нитки в порту.