Наш Современник, 2002 № 12

Когда-нибудь я напишу о втором доме в моей жизни, о библиотеке, а сейчас не стану забегать вперед и могу лишь признаться: ни разу не проходил я мимо Пушкинской библиотеки без волнения, без тайного мгновенного причастия к тому, что уже замерло в моей биографии навсегда: сквозь окна из залов и камер хранения рентгеновским светом разлеталась во все стороны моя жизнь с книгами, именами, мечтательностью и жизнь многих, запечат­ленных в прочитанных мною книгах, журналах, газетах. Помнятся даже настроения некоторых дней в зале библиотеки на втором этаже. Я как бы остался там, за столом возле белой лампы. Когда входишь в кабинеты и читальный зал, то все сотрудники, касающиеся пальчиками абонентных карточек, книг, кажутся... родственниками лучших писателей, душу, мысли и страдания которых они берегут для нас.

Я давно не перебирал художественных журналов, в киосках их нет, я не подписываюсь, отстал, такого в моей жизни не было с тех пор, когда я добился права получать зарплату. Нынешний рынок распотрошил меня, я отвык следить за потоком литературы.

И вот как не поверить! Кто-то толкает нас к самим себе, тонко и будто нечаянно ведет к кастальским ключам, возвращает на круги своя... Зачем-то взял я на столе среди стопок журнал “Октябрь”, и выпали мне ...неизвестные письма И. А. Бунина, тотчас повернувшие меня на сорок лет назад, когда я выходил из библиотеки, искал в сквере свободную скамейку и впервые читал эмигрантские вещи Бунина. Что это? Зачем так? Наверное, наступил срок пережить что-то чудесное в себе самом снова? Я так и понял назначение моего визита в библиотеку после долгого перерыва.

И позабыв того, с кем пришел, упрятался я в кресле и стал нервно читать парижские письма писателя-изгнанника, опять почувствовал его одиночество в кругу не досягающих его и ревнующих коллег, нищего, больного патриарха последней старомодной русской литературы, классика, дыханием слов своих, музыкой русской речи напоминавшем о родстве своем с Пушкиным, Тургеневым, Чеховым.

Спасибо Пушкинской библиотеке и ее хранителям: в этот день мне стало легче.

На полках библиотеки вся Россия. Да и весь мир. Если бы толстосумы подумали об этом, проезжая мимо белого здания на иномарках, то не тратились бы на чепуховую призрачную благотворительность: перечислили что-то самой истории. Но что толстосумы! Писатели вымогают деньги на свои опусы, цацкаются с изделиями своего скудоумия и сбрасывают в пыльный угол классическую библиотеку родного творческого Союза. Только случайность спасла библиотеку от полной ликвидации: один жирномордый стихоплет, добравшийся к власти, покушался на это.

Все послевоенное время доставляла почта в Союз писателей журналы, газеты, и где эта летопись литературной эпохи? Полвека борьбы, поисков, страданий, глупых и великих произведений, всех черточек и запятых в истории литературы выброшены вон самими писателями, претендующими на пенсии, звания, награды и премии “за развитие”, на юбилеи... в честь своих “созданий”. Что-то не то. Кошмарное “собственное достоинство” с картонными генеральскими погонами. Что-то не так. Там, где творческая интеллигенция уничтожает библиотеку, общество неполноценно. Во время переворотов и гражданской войны, в голодовки и блокадные месяцы непролетарская интеллигенция до последнего берегла, спасала, прятала книги и альбомы; букинистические магазины молча помнили поклоном тех, кто сохранил редкости несмотря ни на что. А у нас как было после августа 1991 года? Библиотека крайкома партии (как оказалось, богатейшая) разграблена демократами.

После гражданской войны, после скитаний по Малой Азии добрались в Париж русские люди и, едва устроившись, купили сообща дом и открыли Тургеневскую библиотеку. Перед войной с Германией она была уже одной из лучших русских библиотек в Европе. И какими явились миру мы, ни копейки своей не вкладывавшие в музеи, архивы и библиотеки? Грех великий грызть теперь упреками государство — оно снабжало бесплатно книгами и периодическими изданиями все библиотеки страны, а Союз писателей через Литфонд — свою литературную паству. Никакие ссылки на антикоммунисти­ческие порядки нас не оправдывают.

Иногда я с трепетом достаю с полок книги в кожаных переплетах, добытые мною за пол-литра водки у рабочих рубероидного завода. Были и при советской власти дикие чудеса: из разных городов свозились в вагонах “ненужные” книги, именуемые в накладных “макулатурой”. Выгребали из библиотек, списывали старинные тома и некоторые книги советские, портившие идеологический вкус читателей. Там попадались редкости такие, что ахнешь! И вот на рубероидном заводе пускали под нож и сбрасывали уже бумажное тряпье в чан с кислотой, после чего изготовляли бумагу для заворачивания селедки и колбасы в магазинах. “История Петра I”, фолианты М. Шильдера об Александре I, Николае I, энциклопедии, биографические словари, журналы “Русская старина”, “Исторический вестник”.