Читаем Наше всё – всё наше полностью

Яша ШТЕРН (не отрываясь от книжки): Хорошо.

Максим ЛАПТЕВ (удивлённо): Чего ж тут хорошего? (Недовольно.) Яш, ты три часа подряд мусолишь эту книжку. He надоело тебе?

Яша ШТЕРН (теперь уже явно невпопад): Да-да, конечно.

Максим ЛАПТЕВ (сложив ладони рупором): Эй! Очнись! Ты чем там зачитался на полдня — эпопеей «Тихий Дон», что ли?

Яша ШТЕРН

(отрываясь от чтения; просветлённо): О! Макс, ты гений!

Максим ЛАПТЕВ (слегка озадаченно): Ну, положим, это довольно сильное преувеличение, хотя… A в чём дело-то?

Яша ШТЕРН (показывает другу свою книгу; та оказывается романом Виктора Пелевина «Ампир В» издательства «ЭКСМО»): В том, что Пелевин — это Шолохов сегодня. Практически они близнецы-братья.

Максим ЛАПТЕВ (ещё более озадачиваясь): Пелевин и Шолохов? Бузина и дядька? Яша, y тебя глюки. Пойдём, я тебя молочным коктейлем угощу.

Яша ШТЕРН (отмахиваясь): Сам ты глюк. Вдумайся, прямые доказательства на поверхности лежат. Прежде всего, и тот и другой — евреи…

Максим ЛАПТЕВ (иронически):

Яша, a тебе это часом не приснилось?

Яша ШТЕРН (спокойно): Ничуть. Насчёт Пелевина я давно подозревал. A в названии его последнего романа — явная подсказка. Если разделить слово «вампир» на две неравные доли и переставить части местами, то получится как раз «ампир в». A если примерно такую же операцию совершить с фамилией «Пелевин», то выйдет «Левин ПЕ». Смекаешь? Он даёт нам понять, что кто-то из его предков был самый обычный Пинхус Ефимович Левин… Ну a с Шолоховым и того проще. Уж еврейскость корня «шолох» ни с чем не перепутаешь.



Максим ЛАПТЕВ (всё еще недоверчиво): Ладно, Пелевин, предположим. Ho вот чтобы казак из станицы Вешенской оказался еврей?..

Яша ШТЕРН (передразнивая): «Каза-а-а-ак», скажешь тоже! Это же советский миф. Перечитай хотя бы знаменитую монографию Бар-Селлы «Имя и вымя «Тихого Дона». Там ясно между строк намекается, что Шолох книгу писал не сам. Именно потому, что юный цадик Мойша из местечка Вешенское и вправду не мог знать казачьей жизни. A следовательно, роман на самом деле был создан другим человеком.

Максим ЛАПТЕВ (нервно хихикнув): Ага. Уж не Бабелем ли случайно?

Яша ШТЕРН (серьёзно): Нет, Макс, Бабель — это вряд ли. Наш человек непременно сделал бы главным героем романа еврея, a тут что? Ничего похожего. Вот тебе, кстати, ещё один аргумент за то, что «Тихий Дон» писал не Мойша. У Левина-Пелевина, по крайней мере, в последних романах — сплошь евреи рулят. И Шторкин этот из «Ампира», и Татарский из «Generation «П»…

Максим ЛАПТЕВ (с сомнением): Хм… Ну, Яш, ну я даже не знаю. Шторкин и Татарский — это какие-то не очень еврейские фамилии…

Яша ШТЕРН (безапелляционно): Ещё какие еврейские! Шторкин, Спиркин, Блюмкин — все из одной грибницы. A вспомни руководителя студии «Пилот» Татарского — он кто, по-твоему, татарин? A сыщик Турецкий — турок? Может, тогда и Борис Ефимович Немцов — из немцев? Уж не спорь, пожалуйста, по пустякам… Кстати, факт споров вокруг авторства «Тихого Дона» тоже сближает Шолохова с Пелевиным.

Максим ЛАПТЕВ (вытаращив глаза): Постой, a Пелевин-то чего у кого украл?

Яша ШТЕРН (указывая на обложку Пелевинского романа): He он украл, a y него. Забыл, что ли? За месяц до выхода из печати «Ампир В» просочился в Интернет. И все сразу стали спорить: настоящий это Пелевин или подделанный? Он или не он? Или, может, это Федор Крюков нашарашил вместо него? Такая битва кипела целый месяц — шолоховедам и не снилась. Даже мне и то стало любопытно. Сижу вот теперь, как дурак, сверяю печатный текст с сетевым. Лучше бы пошёл с тобой водки выпить… Ха! Я чуть было не упустил из виду! Вот ещё что сближает двух этих еврейских писателей.

Максим ЛАПТЕВ

(с живым интересом): Водка?

Яша ШТЕРН (с видом знатока): Пьянство по-чёрному. Литературный факт, в энциклопедиях отражен. Этот лауреат Нобелевской в своей Вешенской так любил квасить, что дым стоял коромыслом… A теперь внимательно посмотри на портрет Пелевина. Видишь его глаза?

Максим ЛАПТЕВ (честно): Не-а. He вижу. Он же везде в тёмных очках.

Яша ШТЕРН (торжествующе): Во-о-о-от! Теперь ты понял, ЧТО он всегда за ними прячет? Человек, который вечно после вчерашнего, так и будет всюду ходить. Отгородившись тёмными окулярами… Кстати, y булгаковского Абадонны и Нео из «Матрицы» — те же проблемы.


ДЕЛО ДЕВЯТОЕ

Блэк энд уайт



Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950 – 1970-х годов
Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950 – 1970-х годов

Варлам Шаламов прожил долгую жизнь, в которой уместился почти весь ХX век: революция, бурная литературная жизнь двадцатых, годы страданий на Колыме, а после лагеря – оттепель, расцвет «Нового мира» и наступление застоя. Из сотен стихов, эссе, заметок, статей и воспоминаний складывается портрет столетия глазами писателя, создавшего одну из самых страшных книг русской литературы – «Колымские рассказы». Книга Ксении Филимоновой посвящена жизни Шаламова после лагеря, его литературным связям, мыслям о том, как писать «после позора Колымы» и работе над собственным методом, который он называл «новой прозой». Автор рассматривает почти тридцатилетний процесс эстетической эволюции В. Шаламова, стремясь преодолеть стереотипное представление о писателе и по-новому определить его место в литературном процессе 1950-1970‐х годов, активным участником которого он был. Ксения Филимонова – историк литературы, PhD.

Ксения Филимонова

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное