Наше всё – всё наше

Яша ШТЕРН (торжественно): Спсб, дргй Зпт! То есть, я хочу сказать, спасибо, дорогой Зэпэтэ, за намек. Затевая свои серьёзные расследования национально-литературных обстоятельств, мы попутно надеялись вызвать у читателей хотя бы лёгкую улыбку…

Максим ЛАПТЕВ (тем временем достаёт следующую записку, читает): «Я тоже смеялась». Подпись: Улитка.

Яша ШТЕРН (церемонно): Вас тоже благодарим за тонкий намёк, дорогая Улитка! Как я уже сказал, свои расследования мы действительно старались сопрягать с юмором такой силы, чтобы люди были вынуждены не только улыбаться, но и прямо-таки смеяться…

Максим ЛАПТЕВ (вытаскивает из шляпы ещё одну записку): «Блеск!» Подпись: Дядя Фёдор.

Яша ШТЕРН

(растроганно): Дорогой Дядя Федор! Мы поняли ваш прозрачный намёк, содержавшийся в подписи. Вы правы: идеалы основателей киббуца «Простоквашино» нам близки. Прежде, чем продать читателям какой-нибудь окололитературный прикол, мы тоже старались сперва прикупить по дешёвке что-нибудь ненужное — в энциклопедиях, в Интернете, на толкучке — a затем отполировать до блеска. Чтобы читатель заплатил нам в итоге чуть побольше. Ha эти два процента и живём.

Максим ЛАПТЕВ (между тем вынимает и разворачивает новую записку): «Хы!»

Яша ШТЕРН (с любопытством): «Хы!» — a дальше? Подпись-то есть?

Максим ЛАПТЕВ (задумчиво изучие бумажку): Не-а. «Хы!» — и все.

Яша ШТЕРН (кивает Максиму):

Ага, ясен перец… (В зал.) Дорогой Хы! Позвольте считать краткость вашей записки лестным намёком на наше умение решать проблемы и бодро шутить в одинаково лаконичной форме. Сочинителю книги о нас Льву Гурскому каждый раз удавалось впихнуть в сравнительно небольшой объём колонки…

Максим ЛАПТЕВ (разворачивает очередную записку): «Ох, не могу причислить себя к поклонникам сочинителя Льва Гурского…» Подпись: Анна.

Яша ШТЕРН (co вздохом): Ох, дорогая Анна! Как же хорошо мы понимаем ваш изящный намёк! Честно говоря, мы с Максом тоже не можем причислить себя к поклонникам Льва Гурского. Ведь он вечно сокращал самое весёлое в наших с Максом диалогах. Ему, видите ли, нельзя было выходить за рамки куцего объёма, ха-ха… Кстати, Анна, не желаете ли вступить в фан-клуб сыщика Якова Штерна? Я ведь моложе этого писаки, a мои весёлые хохмы про евреев…

Максим ЛАПТЕВ (разворачивает новую записку): «…не прочесть без скрежета зубовного. Это чудовищно. Это оскорбительно. Я не смог дочитать до конца — причём исключительно от отвращения». Подпись: Кваша.

Яша ШТЕРН (заметно побледнев):

Кто? Что? Тот самый, из телевизора? Сталин из «В круге первом»? (Пытается встать по стойке «смирно».) Дорогой Иосиф Виссарионович! Мы с Максом всем сердцем восприняли ваш намёк. Доводим до вашего сведения, что весь так называемый еврейский юмор от первой до последней шутки коварно вписан в наши серьёзные диалоги рукой вредителя-космополита Гурского. Мы были слепым орудием в лапах убийцы в домашнем халате, троцкиста, бухаринца, то есть вообще хронического алкого…

Максим ЛАПТЕВ (изучив записку): Яша, успокойся, это не Сталин. Видишь, тут в уголке маленькими буквами написано — младший…

Яша ШТЕРН (всё ещё в ступоре): То есть младший Сталин? Час от часу не легче! (Бормочет.) И зачем я, дурак, ляпнул про алкоголизм! (В зал.)

Дорогой Василий Иосифович! Мы с Максом — простые пьющие евреи-футболисты. A вот недобитый трезвенник Гурский…

Максим ЛАПТЕВ (трясёт коллегу за плечо): Очнись, ну что тебя зациклило? Это не Василий, a Семён. Бывший городовой, a ныне музыкальный критик. В свободное от музыки время пишет про импортные тачки.

Яша ШТЕРН (с облегчением): Стало быть, он своей запиской просто намекает, что архитектура наших с тобою хохм — вовсе не застывшая музыка? Что это, скорее, «Антилопа-Гну», чем «Мерседес-бенц»?

Максим ЛАПТЕВ (кивая): Типа да. Типа около того.

Яша ШТЕРН (утирая co лба пот): Ага. Ну так это меняет дело. (Вдохновенно, в зал.) Дорогой Сеня! Главное, береги руку! A уж мы заверяем тебя, что впредь берём обязательство не петь под фонограмму, не покупать изделия отечественного автопрома или иным каким-нибудь способом вызывать у тебя зубовный скрежет. (Тихо, Максиму.) Посмотри в шляпе, мы больше никого не обидели?