Наше всё – всё наше

Пол комнаты и стол комнаты застелены старыми газетами в несколько слоёв. Пахнет краской. Яков Штерн с большой кистью в руке, в перепачканном фартуке бодро, хотя и не очень попадая в ноты, напевает: «Жил да был чёрный кот за угло-о-о-ом… И кота ненавидел весь до-о-о-ом…» Входит Максим Лаптев и тут же, поскользнувшись на газетах, едва не переворачивает банку с краской.

Яша ШТЕРН (предостерегающе): Черт, черт, да осторожнее же, Макс!

Максим ЛАПТЕВ (в последний момент удержав равновесие): Ты чего здесь, занялся внеочередным ремонтом?

Яша ШТЕРН (качая головой): Нет, не ремонтом. Метафизикой. Я привожу форму в соответствие с содержанием. (Ставит на стол белый гипсовый бюстик и начинает покрывать его слоем чёрной краски; снова напевает.) «A y нас наоборот! Только чёрному коту и не везет!..»

Максим ЛАПТЕВ

(тупо таращится на бюстик; когда гипс исчезает под слоем краски, не выдерживает): Яш, ты кого чернишь? Что-то я в упор не узнаю злодея. Цезарь Борджиа? Лаврентий Берия? Димитрий Бы..?

Яша ШТЕРН (перебивая, с досадой): Стоп-стоп! Куда тебя понесло? При чём тут Бы..? И с какого перепуга ты решил, будто это непременно злодей? Я ведь объяснил про метафизический смысл… Ладно, вот тебе прямая подсказка. Ну-ка, напряги свою идеальную память: кто из знаменитых евреев в 2006 году отметил свое 110-летие?

Максим ЛАПТЕВ (честно морща лоб, то и дело сверяясь с бюстиком): Лев Выготский? Вроде не похож. Лев Термен? Опять не похож. Лев Славин? Нет, ничего общего… (Напряжённо задумывается.) Может, это Фаина Раневс… Нет-нет, сам вижу, что не она… (Очень неуверенно.) Возможно, это… ну как его там… Анастасио Самоса?

Яша ШТЕРН (с интересом): A что, никарагуанский диктатор был еврей?

Максим ЛАПТЕВ (махнув рукой):

He знаю! Вдруг он тоже ваш сукин сын? Я уже, знаешь ли, привык, что у тебя любой, в кого ни ткни, оказывается либо евреем, либо сукиным сыном. A иногда — и тем и другим одновременно… Ну всё-всё, я сдаюсь. Кто это?

Яша ШТЕРН (торжественным тоном): Шварц.

Максим ЛАПТЕВ (машинально): Шварценеггер? (Быстро поправляясь.) То есть, в смысле, папаша Арнольда, да?

Яша ШТЕРН (задушевно): Просто Шварц, балда. Евгений. Драматург.

Максим ЛАПТЕВ (разочарованно присвистывает): А-а-а-а-а-а. Тогда все ясно.

Яша ШТЕРН

(не слишком довольным голосом): Что тебе ясно?

Максим ЛАПТЕВ (хмыкает): Фамилия Шварц — значит «чёрный». В «Сумасшедшем корабле» у Ольги Форш он был так и выведен под именем Геня Чорн. И краска у тебя тоже чёрная… Короче, смысл твоего перформанса лежит на поверхности. Проще пареной репы. Прямая коннотация.

Яша ШТЕРН (co вздохом): Ох, Макс, до чего ты любишь упрощать! Всё намного глубже… Ну-ка, возьми с полки книгу мемуаров Шварца. Бери-бери, y меня все руки в краске. Открывай на странице 57.

Максим ЛАПТЕВ (берет дневниковый том Е. Шварца «Живу беспокойно», находит нужную страницу, читает): «Темнота населилась живыми существами, крайне страшными…» Ага, это его детские впечатления.

Яша ШТЕРН (командует): Теперь дальше читай, про журнал «Светлячок».

Максим ЛАПТЕВ (вглядываясь в текст):

Угу, вижу. «Светлячок» ему не понравился, показался слишком простым… (Перелистывает еще страницу, читает вслух.) «Темнота, как я открыл недавно, не менее сложна, чем тишина. Она состоит из множества мелких мурашек, которые мерцают, мерцают, движутся…»

Яша ШТЕРН (кивает): Вот! Понял, наконец, ЧТО я имею в виду?

Максим ЛАПТЕВ (мотает головой): Не-а. Пока не понял.

Яша ШТЕРН (устало): Хорошо, даю ещё наводку. Вспомни название одной из самых популярных пьес Шварца — про Учёного и Принцессу.

Максим ЛАПТЕВ (пожимая плечами): Тут и вспоминать нечего. «Тень», разуме… (Обрывает себя на полуслове.) О! Так ты имеешь в виду…