— Дай воды, подсыпь муки, присмотри за печкой.
Лиля делает все покорно и старательно.
И вот на столе лежат четыре круглых серовато-бурых шара. Анна Матвеевна осторожно перекладывает их на лист, сглаживает сверху мокрой рукой… Потом она опускается на колени и начинает колдовать. Она засовывает в духовку руку, нюхает теплый воздух, выходящий оттуда, брызжет зачем-то в духовку водой и, наконец, удовлетворенно говорит:
— Хороша.
И хлеб отправляется печься. Теперь можно немножко отдохнуть, посидеть, вытереть пот со лба, стряхнуть муку с седеющих волос.
— Ох, боюсь, что нам три смены до утра не успеть сделать, — начала опять беспокоиться Анна Матвеевна. — И тесто хорошо поднялось, и начали вовремя, а вот поди ж ты — какая возня. Конца краю не видать. Утром Михаил Иванович не велел печь. До свету надо управиться.
— Да, — говорит Таня, — больше двенадцати буханок не испечем.
— Сегодня двенадцать да завтра двенадцать. Вот на первый раз и хватит. Обидно только, что они за хлебушком завтра ночью придут. Свежий хлебушка пирогам дедушка, а черствый — и воробью не пир. Ну-ка, помоги вытащить.
А помогать-то некому. Усталая Таня, положив руки прямо на доску и прижавшись к ним щекой, крепко спит.
Анна Матвеевна поглядела на нее:
— Умаялась. Пусть себе спит. Придется тебе, Лиля, помочь. Да ты куда с голыми руками! Тряпку возьми, тряпку!
Вдвоем они тянут тяжелый лист. Лиля с опаской глядит на горячую духовку, на раскаленную топку. Ей тяжело и боязно, но рот ее сжат упрямо и твердо.
— Ай, — тихонько вскрикнула она, — опять обожглась!
— Ну, что ты, матушка! — заворчала на нее Анна Матвеевна. — Два часа в кухне вертишься, а все никак не привыкнешь… Ну, надо буханки выкладывать.
Как бережно Анна Матвеевна выкладывает на стол первые буханки! Сверху смачивает их водой, и корочка делается золотистой, блестящей. Они лежат на столе — четыре буханки, и от них идет душистый теплый пар. И кажется, что они сияют своими круглыми боками и озаряют всю кухню домашним светом.
Помните, как, бывало, в выходной день мама или бабушка пекли пироги и по всему дому плыл этот душистый уютный запах?
Анна Матвеевна дотрагивается до хлеба ласково и осторожно сдувает с корки приставшую муку и будит Таню:
— Погляди-ка.
Таня тоже восторженно смотрит на хлеб.
На сытый хлебный запах опять появляются в кухне Василий Игнатьевич и Юра, а затем проскальзывают в дверь и озябшие Хорри с Костиком. Все сгрудились вокруг стола.
Так хочется попробовать хоть кусочек, но Анна Матвеевна не велит. Горячий хлеб очень тяжел для их истощенных желудков.
— Да и хлеб-то ведь не наш; сколько нам дадут, столько возьмем, а сдать должны полностью. Ну, ребята, мне некогда, — говорит Анна Матвеевна. Уходите скорее; у меня другие буханки в духовке сидят. Танюшка, принимайся за дело.
Лиля моет руки под рукомойником, приглаживает волосы, снимает передник.
— Я, Анна Матвеевна, к товарищу Сергею побегу, посмотрю, как он там, потом вернусь вам помогать.
— Иди, иди, матушка; он без тебя там извелся совсем. А мы с Таней и сами управимся.
И вот дальше шествует темная ночь, и пылает печка, и пищит под руками у Анны Матвеевны тесто, и новые буханки ложатся на стол.
25. Пестрый рюкзак
Когда Гера пришел на следующую ночь, на столе в кухне уже лежали двенадцать буханок пахучего ржаного хлеба. Анна Матвеевна, Таня и Лиля смотрели на Геру гордые, ждали удивления, похвалы, радости.
— Забирай хлеб, Гера, — сказала Таня. — Ведь ты должен уйти, пока не рассветет.
— Давай мешки, Герушка, я сама уложу. — Анна Матвеевна тоже взялась за буханку.
— Мешки? — Гера растерянно посмотрел на Анну Матвеевну. — Мешков я не принес.
— Эх ты!.. Ну ладно, придется у себя поискать. Хорошо еще, ребята не улеглись, заставлю со всего дома собирать.
И Анна Матвеевна с Таней пошли искать мешки.
— Лиля, — спросил Гера тихо, — тебе трудно все время дежурить около Сергея?
— Нет, ничего.
— Может быть, лучше, чтобы кто-нибудь тебя сменил?
— Нельзя, Гера. Он уже привык ко мне. Он мне верит. Я ему очень нужна.
Гера пристально смотрел на слабый огонек коптилки.
— Человек иногда не знает, кому он больше нужен, — сказал он напряженно.
…В других комнатах ребята упорно разыскивали мешки, вспоминали, где их заплечные рюкзаки, где наволочки, которые приготовила Анна Матвеевна в тот вечер. В темноте это было не так-то легко сделать. Ребята натыкались друг на друга, сталкивались лбами, не зная о тревоге старших, возились и хохотали. Пинька, со свойственной ему грацией, свалил с табуретки стакан. Катя наступила на упавшего медвежонка. Муся пыталась снять наволочку со своей подушки. Юра куда-то исчез из комнаты. И только Василий Игнатьевич, тщательно прикрывая рукой слабый огонек коптилки, пошел в кладовку, разыскал настоящий добротный мешок, в котором когда-то был сахарный песок. В нем и сейчас еще кое-где в уголках застряло несколько крупинок. Все направились со своими трофеями в кухню.
— Ну, — разворчалась Анна Матвеевна, — это разве мешки? Разве это тара? Муся, забери свою наволочку и иди сейчас же спать. Да и ты, Катя, тоже. Мы и без вас обойдемся.