Наши в космосе

— Нет, вы не поняли, и не знаете вы главного, — продолжал Меринов каким-то замогильным голосом. — Мы-то уже в спасательной люльке сидим, а вы… А до вас мы добраться, видит бог, не сможем.

— Да как же? — изумился Жбанков. — Вы же рядом, и я вас слышу.

— Все перегорожено, Петр Алексеевич, и ни одной лазейки нет.

— Петр Алексеевич, миленький, мы же вас искали! — вмешался плаксивый голос Гаврюхи. — И где ж вы только пропали?

— Обожди, Гаврюша, дай дело решить. Слышь, Капитон Сергеевич, я и сам знаю, что перегорожено. Ну а если эти перегородки как-то приподнять или продолбить?

— Идол, лопни его брюхо, пропорол корпус, и теперь там холод стоит страшный, да и воздуха нет, весь через дырку вышел.

— Слышь, Меринов, — Петр Алексеевич вдруг почувствовал, что глаза его промокли, — потерплю я холод. А воздух… Ничего, в детстве в речку нырял — нос затыкал и глаза жмурил.

— Это совсем не то, что речка, — глухо произнес Меринов. — Там вы и секунды не проживете, Петр Алексеевич. Поверьте, если б была какая возможность, уж я б вам сообщил.

— Ну, как же так, — безжизненно проговорил Жбанков, вытирая слезы рукавом.

— Видать, судьба, Петр Алексеевич. Если б вы сразу ста рублей не пожалели на железный костюм с дыхательной трубкой, тогда был бы шанс. А сейчас нет шанса. Ни единого. Снаряд летит прямо к Земле и через полдня врежется в нее.

— Так что ж теперь? Может, остановить снаряд? Помнишь, ты мне рукоять указывал?

— Порох гасить резона нет — он сейчас на торможение работает. Благословите нас, уважаемый Петр Алексеевич. Без вашего благословения мы улететь не сможем.

— Ладно. — Купец собрал остатки мужества. — Идите, с богом. Поспешайте только, пока истукан и до вас не добрался. Гаврюша, ты слышишь?

— Слышу, — печально ответил приказчик.

— Супруге моей — от меня поклон. Скажи, пусть не убивается, потому что сам я свою судьбу выбрал. Жаль, выручку передать не смогу, ну да ладно.

— Обидно нам, Петр Алексеевич, — снова заговорил Меринов. — До дому нам не более полудня пути осталось. И тут такая беда.

— Ничего, Капитон Сергеевич, не плачь за меня. Гаврюша! Супруге моей скажи, чтоб инженера достойно наградила. В комоде у меня кое-какой капитал отложен, так пусть выделит ему. И мужикам тоже, пусть не поскупится. Прощайте, братцы, и спасибо вам.

Все очень тепло распрощались с Жбанковым. Было слышно даже, как мужики плачут. Инженер пока не прощался. Он еще кое-что хотел добавить к сказанному.

— Петр Алексеевич, — нерешительно проговорил он. — Не хочу я вас зря обнадеживать, но… Быть может, успеем мы до дому добраться и всех предупредить о вашем несчастье. Возможно, там смогут вам помощь выслать. Но вряд ли… Непростое это дело, да и времени совсем не осталось.

— Ничего… Не терзай себя, инженер. Будь что будет, одним словом.

Жбанков, окончив разговор, подошел к окошку. Отсюда было видно, как небольшая железная люлька с коротким огненным хвостом уносится прочь, к дому. Жбанков смотрел ей вслед и думал о своих людях. О том, что вскоре они вернутся, будут опять жить по-прежнему, бродить по улицам, здороваться с соседями, заходить в кабаки. Дорого сейчас отдал бы купец, чтоб по-простому пройти по улице своего городка. Но нечем за это платить, а те деньги, что спрятаны за голенищем, никакой цены уже не имеют.

Жбанков сидел в кресле, погрузившись в необычное полусонное состояние. Голова при этом была ясной, как воздух в морозное утро. Его посещали разные видения. Вот его супруга сидит у окна с самоваром. Вот стряпуха догоняет бойкую курочку, назначенную в суп. А вот лавочники и коробейники толпятся у ворот складов, трогая свои кошельки и судача о ценах на муку и сахар…

Пришла к нему и иная картина. Как собирается на заречных лугах народ, чтоб встречать из путешествия купца Жбанкова. Рассаживаются на траве старики, поджигают свои цибарки. Прохаживается околоточный надзиратель, смотрит за порядком. Отдельно в своей коляске сидит помещик Дрожин, грея за пазухой обещанный бутылек с наливкой. Все глядят в небо, волнуются, ждут, когда из-за облаков появится уставший от дороги «Князь Серебряный».

А вместо этого — вдруг огненный дождь. И кричат люди, разбегаются в разные стороны, пылают скирды по краям луга, хватается за голову помещик Дрожин, падает без чувств супруга…

Все это видел Жбанков как бы со стороны. Словно сам он не только участия не принимал, но и вообще к происходящему не имел отношения. Поэтому был он, на удивление самому себе, очень спокоен.

«Жаль, другим плохой урок преподам, — подумал он. — Тем, кто после меня мог бы полететь».

Без всяких особых чувств осознал он и тот факт, что из недр летящего снаряда все громче и громче доносится постороннее громыхание. Сомнений не было: истукан проник уже вовнутрь и теперь крушит стены. Скоро доберется и до общей залы.

Петр Алексеевич нехотя поднялся и пошел в кладовую. Там нашел он тяжелый лом, забрызганный известкой, взвесил на руке, задумался. Пойдет, решил он.