Наши в ТАССе

– ЦК КПСС, МК КПСС, Моссовет, – духоподъёмненько затягивает свою лебединую песнь Коляскин, – поставили задачу о завозе продуктов в столицу местными силами в связи со сложившимися трудными обстоятельствами. Вы об этом знаете. Мы обращаемся к вам за помощью. Задача такова: надо организовать сбор и завоз продуктов. Придётся заниматься и переборкой капусты. Это нетрудно. Чтоб отрывать капустные листья, не надо быть Геркулесом.

– Достаточно быть зайцем, – уточнил Князев.

Я обрадовался, что зван не на эшафот, не на ковёрную прокатку, и проблеял:

– Не знаю, какой я руководитель, но сделаю всё, что от меня зависит. Овощи будут! Поверьте моему честному слову. Все силёнки кину! Организую. Вот…

– Там нужен личный пример, – робко подсказал Князев.

– Я и пример подам. Не то подавали.

– Там работать надо, – уточняет он.

– И поработаем!

– Там нужно самому работать.

– А я и не собираюсь перекладывать на чужие плечи.

– Там нужно просто самому убирать картошку.

– Не привыкать… С детства пахал у себя на огороде. Физического труда не боюсь. Вон полдома сам построил. Купил чёрте что и построил.

Колесов крякнул:

– Здесь у вас будет идти стопроцентная зарплата. Плюс то, что заработаете в совхозе.

18 августа

Дадим!

Еду в совхоз «Чулки-Соколово».

Нас битый час наставляли уму-разуму в парткоме.

В автобусе ко мне подсел бочком Шурик, верзила-шкаф из грамзаписи «Мелодия».

– Ну какая от нас польза? Это же порнография! У вас длинные музыкальные пальцы, а у меня любовь к вину и работать на сельской ниве мне противопоказано.

Шурик вернулся к своим на заднее сиденье, и там они шумно разыгрывали на спичках, кто ж выпьет первый халявную лампаду[185] на 101 километре. Выиграл Шурик.

Автобус летел по Зарайску, когда к водителю еле подошёл пьянюга:

– Шеф! Остановились! У нас не стало одного…

– А куда он делся? Я ж нигде в дороге не останавливался…

– Святой! Чудотворец! Вышел сквозь закрытую дверь! – хохотнул Коля. – Открой! Я пойду его искать.

– Не валяй дурочку. Бутылку будешь искать? Мало набрался? Потерпи. До совхоза осталось всего пяток километров. Там и отоваришься!

– Тебе в доклад не пойду. Открывай, ящер печной!

Водила шумнул в салон:

– Ребята! Возьмите этого чумрика…

Но никто не шевельнулся. Никто не хотел связываться с пиянистом.[186] И шофёр, плюнув, открыл дверь.

Коля побрёл по проезжине.

Навстречу лошадь в телеге.

Нашла коса на камень.

Коля мужественно держался на ногах и храбро не уступал дорогу. Лошадь не собиралась обходить поддатика.

Они сошлись лицом к лицу. Мордой к морде.

Коля стал бить лошадь по голове.

Возница не стерпел избиения своей живности. Скрутил Колю и привёз на опохмелку в вытрезвитель.

Коля напоролся, за что боролся, – на штраф в двенадцать рублей и ночь провёл в вытрезвителе.

Наутро он сходил в собор Николая Чудотворца, посмотрел свою икону и на попутке доскакал до нас в Жемово. До места уборки картошки.

– Ну так нашёл ты того, кто вышел из автобуса сквозь дверь?

– Нашёл… Он перед тобой. Не выпивки ради я вылез в Зарайске. Хотелось посмотреть на свою икону. Икону Николая Чудотворца! И я посмотрел. Теперь можно и вожжаться с картошкой.

Вот такая чумная комедия…

И вернусь я к той минуте, когда мы прибыли в совхоз.

Остановились у конторы.

А выходить боязно. Наполаскивал сатанинский дождь. Кругом непролазная грязь по колено.

Так что же делать?

Спускаться на грешную землю!

Выдал комендант нам постельные тряпочки и понеслись мы дальше. В клуб в селе Жемово.

На клубе ветер теребил плакат

Дадим больше овощей Родине!

Ну…

Кому чего…

Родине – овощи.

Нам же – жильё.

В вестибюле на нарах будут спать женщины. Мы же, товарищи мужчины, будем спать в зрительном зале, а избранные – в президиуме (на сцене). Но все на нарах.

Из автобуса мы выскакивали каждый со своим матрасом. Каждый под дождём набивал его тут мокрой соломой, которую подвезли к нашему появлению.

Ночью шёл пар от нас. Мы испарялись.

Дверь между вестибюлем и залом – между женщинами и мужчинами – не была заколочена, и ночью в потёмках публика хаотично мигрировала куда угодно сексу.

В президиуме же жительствовал лукавый народец. Есть там дурка Валера. Он кричит:

– Отбой в двенадцать. Кто опоздал… Я не виноват. Выключаем свет и… и… Опоздунам устроим весёлый бег с барьерами!

В проходе между нарами он ставит поперёк лавки и хохочет.

Входившие по темноте налетали на лавки, падали. Кто-то смеялся, кто-то ругался, а кто-то в то же время уже звонко целовался за сценой.

Там была светлица. Комната на четыре койки. Туда шли девицы, которые не хотели как простолюбинки заводить шашни с мужиками в общем стаде хотя и в потёмках.

У столовой произошла забавная сцена. Коля узнал одного гуся из вытрезвителя. Хлопнул его по плечу:

– Слушай! Почему мне знакома твоя синяя рубаха? Где я тебя видел? Ты на днях не был в райском-зарайском аквариуме?[187]

– Почему не был? Как же вытрезвиловка без меня? Обижа-аешь…

– О-о-о! Обмоем встречку! Устроим себе бенефис! Что мы, хуже артистов?

Скинулись по рублю и в посадку.

И на этом бухенвальде[188] Коля рассказал про свои последние домашние бенефисы.