— Есть два-три ресторана с ночной торговлей, но там по ночам берут за все двойную плату.
— Пустяки. Поедемте. Только бы поужинать да с хорошим земляком побеседовать. Столько времени русского человека в глаза не видал, да разве стану я какие-нибудь цены рассчитывать…
— Неловко вам в эти рестораны ночью с женою ехать.
— Отчего?
— Оттого что там исключительно только одни кокотки по ночам бывают. Туда после театров только с кокотками ездят.
— Николай Иванович, поедем туда! — воскликнула вдруг Глафира Семеновна. — Покажи мне, какие такие парижские кокотки.
— Да что ты, что ты, матушка! — махал руками Николай Иванович. — Разве это можно?
— Отчего же? Ну кто нас здесь, в Париже, знает? Решительно никто не знает.
— Но ведь и тебя самое могут за кокотку принять.
— А пускай принимают. Что ж из этого? Ведь я буду с мужем, с тобой.
— Что ты говоришь! Боже мой, что ты говоришь!
— Пойдем, Николай Иванович. С мужем жена может где угодно быть.
— Но ведь тебя какой-нибудь пьяный может схватить, обнять, поцеловать. Я не стерплю — и выйдет скандал, драка… Нет, нет…
— Неловко вам туда, сударыня, ехать, положительно неловко, — сказал земляк.
— Экие вы, господа, какие! Ничего настоящего парижского я не увижу. Ведь этими самыми кокотками Париж-то и славится, — пробормотала Глафира Семеновна.
— Полно, полно… Не мели вздору, — строго заметил ей Николай Иванович и опять обратился к земляку: — Но ведь есть же здесь и семейные люди… Где ж они ужинают?
— В большинстве случаев здесь совсем не ужинают. Поздний обед — чуть не в восемь часов вечера, так какой же ужин! Но ежели семейные люди хотят по ночам есть, то они ранее покупают себе что-нибудь из холодных закусок и едят дома.
— Эх, жалко, что мы не можем с вами поужинать! — досадливо пробормотал Николай Иванович.
— Тогда завтра можем пообедать, — отвечал земляк. — Вы завтра будете на выставке? Вот назначим там какой-нибудь пункт и встретимся.
— Надоела уж выставка-то. Завтра мы думаем пошататься по магазинам. Она вон хочет себе что-нибудь в магазине «Де Лувр» купить.
— И отлично. И я там буду. Вот там и встретимся. В котором часу?
— Часов в одиннадцать.
— Верно уж, будете шелковые материи для жены покупать? Так спросите шелковое отделение во втором этаже и будьте там.
В это время в фойе раздался звонок, возвещающий, что сейчас поднимут занавес.
— Звонят. Сейчас начнется акт. Пойдемте на места… — сказал земляк, пробираясь из фойе в коридор, и, раскланявшись с супругами, сказал: — Так завтра в магазине «Де Лувр»? До свидания.
Наши герои также направились в театральную залу.
Русский напиток спирт
Еще и одиннадцати часов не было, а спектакль в театре «Эдем» кончился. Супруги отправились домой. Они хотели ехать, но у подъезда, к немалому их удивлению, не оказалось извозчиков, и вследствие этого пришлось отправиться пешком. Расстояние от театра до их квартиры было, впрочем, невелико. На этот раз Глафира Семеновна вела уже своего мужа домой с уверенностью в дороге. Вчерашнее ночное отыскивание гостиницы ознакомило ее с улицами, ведущими к этой гостинице. Площадь Большой Оперы была знакома, прилегающая к ней улица Лафайет была знакома, переулки, выводящие из улицы Лафайет к гостинице, были также узнаны ею. Вот и посудная лавка на углу переулка. Она не была еще закрыта. Супруги вспомнили, что они хотели купить себе спиртовой таган и жестяные чайники для заварки чая, зашли в лавку и купили. Зашли также в съестную лавку и купили себе колбасы и сыру. В съестной лавке оказался и хлеб, который также был приобретен ими. Домой они возвращались с ужином, но вот беда — у них не было спирту для тагана, на котором они могли заварить чай. Где купить спирт — они не знали, не знали даже, как он называется по-французски, чтобы спросить его.
— Делать нечего, придется опять без чаю спать ложиться, — сказал Николай Иванович и, тяжело вздохнув, прибавил: — Эх, жизнь парижская! А говорят еще, цивилизованная.
Подъезд гостиницы, как и вчера, был уже заперт. Они позвонили. Отворил им опять сам хозяин без сюртука, в одном жилете и в ночных туфлях. На площадке около лестницы стояли две складные кровати, и на каждой из них из-под одеяла торчало по голове в белых спальных колпаках. В одной из голов супруги, при свете привернутого, еле мерцающего рожка газа, узнали голову слуги, прислуживавшего им в номере.
— А что, вен руж можно а презан получить? Он пе? — спросил Николай Иванович хозяина.
Тот поморщился, но все-таки ответил, что можно.
Очевидно, всякая жизнь в этой маленькой гостинице совсем уже кончалась к одиннадцати часам вечера, и постояльцы и прислуга после этого времени спали.
Когда они проходили мимо кровати слуги, тот поднял на своем ложе голову, подобно сфинксу, и произнес:
— La bougie et les allumettes sont près de la porte.
— Что он такое бормочет нам? — спросил жену Николай Иванович.
— Что-то про свечку и про спички, — отвечала та.