Поднявшись по слабоосвещенной лестнице к себе наверх, они действительно нашли на полу около двери медный подсвечник с огарком и груду спичек, зажгли свечку и вошли в свою комнату. Вскоре явилось и вино. Его принес сам хозяин, поставил на стол и наставительно произнес:
— Je dois vous dire, monsieur, qu’à onze heures nous finissons déjà notre travail. Il faut se reposer. Bonsoir, monsieur et madame[23]
, — раскланялся он и ушел.— Что он сказал? — опять обратился к жене Николай Иванович.
— Решительно ничего не поняла, — отвечала та.
— Ах, француженка, француженка! Чему только вас в пансионе учили!
— Учили, но не этим словам. И наконец, в пансионе, когда мы переводили что-нибудь с французского, всегда со словарем.
Утром, когда супруги проснулись, первая мысль была о чае.
— Глаша! Как бы чайку-то заварить, — начал Николай Иванович, потягиваясь в постели. — Ведь ни разу еще за границей мы настоящим манером чаю не пили. Не знаю, как у тебя, но у меня просто тоска по чаю. Привык я по десять стаканов в день охолащивать, — и вдруг такое умаление, что ни одного! Сейчас мы позовем коридорного, и растолкуй ты ему, бога ради, чтобы он нам купил бутылку спирту для спиртовой лампы к тагану.
— А вот я сейчас в словаре посмотрю, как спирт по-французски, — сказала Глафира Семеновна, заглянула в книгу и отвечала: — Спирт — эспри… эспри де вен…
Супруги оделись и позвонили слуге, который и явился в своем неизменном колпаке из писчей бумаги и в войлочных туфлях.
— Plait-il, monsieur, — остановился он в выжидательной позе и глупо улыбаясь.
— Пуве ву зашете пур ву эн бутель эспри де вен? — задала ему вопрос Глафира Семеновна.
Тот улыбнулся еще глупее и ответил:
— L’esprit de vin… C’est la boisson russe?.. Oui, madame…[24]
Он побежал вниз и через четверть часа, весь запыхавшийся, вернулся с бутылкой спирту и двумя рюмками на подносе.
— Смотри, Николай Иваныч, он воображает, что этот спирт мы пить будем, — улыбаясь, заметила Глафира Семеновна мужу. — Пуркуа ле вер? Иль не фо на ле вер, — обратилась она к слуге.
Тот опять глупо ухмыльнулся и спросил:
— Mais comment est-ce due vous prendrez, madame, sans verre?
— Вот дурак-то! — вырвалось у Глафиры Семеновны. — Да это разве пить? Разве это пур буар? Се не па пур буар.
— Comment donс pas boire? Et j’ai lu, madame, que les russes prennent tout ce avec grand plaisir. C’est l’eau de vin russe…[25]
— Да это идиот какой-то! Алле, алле… Положительно он думает, что мы будем пить этот спирт… Се пур фер тэ… Компренэ ву? Пур тэ. Вот.
И в доказательство Глафира Семеновна показала коридорному купленные ею накануне два жестяных чайника и таган.
— Ah! — ухмыльнулся коридорный, но не уходил. — Il faut voir, comment vous ferez le thé, madame![26]
— Алле, алле…Но он стоял и продолжал улыбаться.
— Pardon, madame, il faut voir…
Глафира Семеновна налила спирту в лампочку тагана, зажгла светильню, вылила графин воды в чайник и поставила его кипятиться на тагане.
Коридорный покачивал головой и твердил:
— C’est curieux, c’est curieux… Le thé a la russe… C’est curieux…[27]
А правда, мадам, что в Петербурге ходят по улицам медведи и никогда лета не бывает, а всегда снег? — спросил он по-французски, но Глафира Семеновна не поняла его вопроса и сказала:— Разбери, что он бормочет, Николай Иваныч! Да выгони ты его, бога ради. Я говорю — алле, алле, а он стоит и бормочет.
— Гарсон! Вон! Проваливай! — крикнул Николай Иванович и энергически указал на дверь.
Шаг за шагом, оглядываясь и покачивая головой, коридорный вышел за двери.
— Дикие, совсем дикие здесь люди, — сказала Глафира Семеновна. — А еще Париж! Про Париж-то ведь у нас говорят, что это высшая образованность.
Вскоре вода в тоненьком жестяном чайнике закипела, и Глафира Семеновна, насыпав чай в другой чайник, принялась его заваривать. Через минуту супруги наслаждались чаепитием.
— Соленого-то с вечера поевши, так на утро куда как хорошо основательно чайком побаловаться, — говорил Николай Иванович, выпив стакан чаю и принимаясь за второй.
— Конечно, уж во сто раз лучше, чем кофейное хлебово из суповых чашек суповыми ложками хлебать.
Пили они чай из стаканов, находившихся в их комнате при графинах с водой, без блюдечек и при одной чайной ложечке, захваченной для дороги из Петербурга. Дабы не распалять еще раз любопытство коридорного относительно питья спирта и приготовления чая, они не звали его вторично и не требовали чайной посуды.
На рю Лафайет
Напившись в охотку чаю с бутербродами, супруги стали собираться в магазин «Де Лувр». Глафира Семеновна оделась уже скромно — в простенькое шерстяное платье и в незатейливый плащ из легонькой материи.
— Ей-ей, не стоит здесь хороших нарядов трепать, право, не для кого. Дамы все такая рвань, в обтрепанных платьишках, — говорила она в свое оправдание, обращаясь к мужу.
Сойдя вниз, в бюро гостиницы они справились у хозяйки, далеко ли отстоит Луврский магазин.