Наследие Божественной Орхидеи

– Совпадение, – пробормотал Рей, но его голос звучал не слишком уверенно. – У многих людей одинаковые украшения.

Маримар рассмеялась, привлекая внимание многочисленных туристов.

– Орхидея сказала, что мужчина на этой фотографии мой отец. Почему у него и у Лондоньо одно и то же кольцо?

Рей покачал головой.

– Возможно, их семьи были знакомы. Как было с бабушкой профессора Агилара, сшившей свадебное платье нашей бабушке. Возможно, что-то пошло не так, Орхидея сбежала, и каким-то образом его сын встретился с твоей матерью. Даже когда это говорю я, это звучит хреново.

– Этого мало, – Маримар обернулась, как будто кто-то окликнул ее по имени. Но не увидела ни одного знакомого лица среди туристов на вершине холма.

Рей закрыл глаза и сделал глубокий вдох, и тут ему показалось, что кто-то позвал его бабушку по имени: «Орхидея!» Как Изабелла Буэнасуэрте в ту ужасную ночь, когда загорелась «Феерия Лондоньо». Женщина, разыскивающая свою дочь. Женщина, ищущая прощения. Ему хотелось утешить Маримар, сказать, что они узнают правду. Но когда кожа вокруг его розы натянулась от острой боли, словно под нежной плотью скрывался шип, он понял: что-то случилось.

Рей обернулся и увидел бегущую к ним Ану Крус.

– Скорее! Татинелли плохо!

23. Второе горе Божественной Орхидеи

– О чем ты думаешь, когда стоишь одна на палубе? – спросил Боливар как-то вечером, подойдя к ней со спины.

Они держали путь в Дублин, на свое последнее европейское шоу, а потом собирались вернуться домой. Иногда Орхидее казалось странным, что она по-прежнему называет Эквадор своим домом. Ее домом стала «Феерическая Феерия Лондоньо». Ее домом стал Боливар. Даже море, каким бы холодным и бурным оно ни казалось, стало ее домом.

Незаконнорожденная Дочь Волн – так назвало ее речное чудище.

В лисьих мехах Боливар был неотразим. Он обнял ее и поцеловал в шею. Распахнул ее норковую шубу, свой свадебный подарок, скользнул руками по ее груди и дальше, вниз по животу и между ног, она шикнула на него от неожиданности.

– У тебя холодные руки. – Она повернулась к нему лицом и прислонилась спиной к поручням.

Под соленым ирландским бризом его щеки порозовели. Орхидея провела рукой по его лицу.

– В этой поездке я часто вспоминаю об отце. Я видела его всего раз. Он был моряк. Появился и снова исчез из моей жизни. Раньше у меня не было причин часто думать о нем.

Боливар закусил губу и посмотрел на нее, как смотрел всегда. Словно она была единственным человеком на корабле. Только Орхидея, луна над головой и море вокруг.

– Ты говорила, что выросла на реке. Разве это не вызывало мыслей о нем?

– Река Гуаяс не впадает в океан, – ответила она и положила руки на его твердую грудь. Ее кольцо с сапфиром сверкнуло, как одна из многочисленных звезд над головой. Пожелал ли Боливар его, как и множество других вещей? – А здесь кругом океан.

– Ты же знаешь, я не выношу, когда ты грустишь. Как мне развеять твою печаль, моя божественная?

Она не знала, получится ли это у него, но вскинула подбородок, принимая его поцелуй. Его губы пахли вином, сладким, как темно-вишневый джем, которым он любил намазывать печенье после ужина. Орхидея старалась беречь свое сердце. Однажды оно уже было разбито, в тот день, когда отец сунул ей в руки кошелек с деньгами и запретил его искать. Как она могла не искать его, если каждый раз, когда она видела свое отражение в зеркале, она видела его черты? Она отчаянно нуждалась в любви, но никогда не чувствовала себя достаточно цельной для этого.

Боливар увез ее на другой конец света. Он выбрал ее. Да, он совершал необдуманные поступки, но такова жизнь в дороге, в морях. Женившись на ней, он доказал, что для него она единственная. Теперь их жизнь изменится. Почему она так боится ему рассказать? Она поцеловала его глубже, проведя руками по поясу его брюк. Он прижался к ней своим возбужденным членом и когда приподнял ее, она вскрикнула.

– Боишься, что я тебя не удержу? – шепнул он ей на ухо.

– Я много чего боюсь, но не тебя.

Их угол палубы был темным. Даже пассажиры, вернувшиеся после позднего ужина, должно быть, спали. Он огляделся, чтобы убедиться, что они действительно одни, затем повернулся к ней. Прижавшись губами к ее шее, он задрал ей платье и обхватил руками бедра. Отвел в сторону ее кружевное белье и вошел в нее. Потом схватил ее под колени и приподнял. Его распирало изнутри, и он подумал, что разорвется на части, и снизил темп. Она чувствовала, как пульс стучит у нее в ушах, в ложбинке между ключицами. Боливар знал, где прикоснуться к ней, когда заставить затаить дыхание. Закрыв глаза, она чувствовала, как их окутывает океанский туман. Слизнув соль с губ, он сказал, что любит ее, не может жить без нее, и содрогнулся, уткнувшись лицом в вырез ее платья. Затем он вышел, и она одернула юбку.

Он нежно прикусил ей шею.

– Te amo, Divina[44].

Обхватив его голову руками, Орхидея сказала:

– Теперь ты можешь любить нас обоих.

Она взяла его руку и положила себе на живот.