Наследие Божественной Орхидеи

Когда Орхидея вспоминала эту встречу, она восхищалась перстами судьбы, которые сплели самую длинную минуту в ее жизни. Где-то вспыхнул фейерверк. Зазвонили колокола, возвещая об открытии ярмарочной части вечера. Предсказания, игры, призы, идеальный разгул жестокой судьбы! И там был Боливар, такой красивый в своем фирменном синем бархате, что его невозможно было не заметить. Только вместо жены и ребенка на его руке висела Сафи, исполнительница танца живота. Он не стал играть в карты и открыто подошел к египтянке. Целуя ее, он даже и не думал прятаться. В любой другой день Орхидея могла бы затеять драку. Но именно в тот вечер – выбрав именно его из всех вечеров, которые могла бы выбрать, чтобы вернуться в ее жизнь – мать Орхидеи стала свидетельницей ее позора.

Боливар не знал, что жизнь его жены рушится на глазах у его тещи. Орхидея этого не вынесла. Что-то внутри нее раскололось. Ее нутро прорезала глубокая трещина. Разлом, который никогда не срастется.

– Я сказала, уходи, – повторила Орхидея, когда Педрито завопил у нее на руках.

– Орхидея, пожалуйста.

– Нет. Ты выбрала свою жизнь, а я выбрала свою. Не хочу тебя больше видеть.

– По крайней мере, позволь мне подержать на руках внука…

– У тебя еще шестеро детей. У тебя будет много внуков, которых ты сможешь держать на руках. – Она произносила страшные слова, но ее сердце разрывалось от страшной, жестокой боли. – Скажи мне, ты всегда знала, что кто-то войдет в твою жизнь и сделает ее лучше?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что у нас была жизнь и до Вильгельма Буэнасуэрте. Жизнь, в которой ты могла бы любить меня. Того, что у нас было, хватило бы нам обеим, если бы мы работали.

Изабелла Буэнасуэрте покачала головой.

– Ты не знаешь, каково это – остаться одной. Я была одна

.

– У тебя была я. – Орхидея ощупала обнаженную кожу там, где должно быть сердце, как будто, если бы она ее пробила, то там оказалось бы пусто. – Нам не нужны были ни Буэнасуэрте, ни мой отец. Однажды папа к нам заходил, но я тебе не сказала. Я ничего тебе не говорила, потому что с того момента, как я начала ходить, ты ясно дала мне понять, что я разрушила твою жизнь. Ты как будто ждала, что кто-то придет и подарит тебе жизнь, которую ты заслуживала до того, как появилась я.

Изабелла молчала, ей нечего было сказать в свою защиту, и Орхидея рассмеялась.

– Так я и думала.

Обиженная, Изабелла сделала так, как сказала Орхидея, ушла. Но, разумеется, недалеко.

Орхидея вернулась к своим планам, но она изменилась. Некоторые люди меняются со временем, как камень точится водой. Другим необходим удар молнии, превращающий песок в стекло. Ее сердце, казалось, раскололось на крошечные сердечки, каждое из которых билось в ложбинках ее тела, в горле, в пальцах рук и ног. Педрито чувствовал это, он ерзал и плакал всю дорогу до их шатра.

Она положила Педрито в кроватку и бросилась в комнату, которую делила с мужем. Цилиндр Боливара лежал на том же месте на кровати, куда он бросал его каждый вечер перед уходом. Она не думала, что он вернется, но решила не упускать свой шанс. Перевернула цилиндр. Прежде она никогда долго не держала его в руках. В каком-то смысле он казался ей продолжением ее мужа. Потом она сунула руку внутрь и провела ладонью по подкладке. Нащупала застежку, там было второе дно. Она открыла его.

– Орхидея? – раздался голос Боливара. – Это ты?

«Кто еще может сюда прийти?» – хотела она спросить, но не стала.

Затем она почувствовала. Холодный металл ключа, сделанного из небесного света.

Быстро сунув ключ в лифчик, она уселась за туалетный столик. Ее темные глаза блестели, но ей удалось скрыть волнение. Открыв одну из коробочек с пудрой, она окунула в нее пуховку и приложила к груди. Нежный аромат помог ей расслабиться.

Боливар вышел из-за ширмы в ванной. Он был обнажен. Ее сердце затрепетало, напоминая о том, как сильно она любила и хотела его когда-то. Вытирая торс, он следил за ее взглядом, устремленным на нижнюю половину его тела. Она вспомнила время, когда они принимали ванну вместе, опустошая ее своей страстью. Потом вспомнила Сафи, проституток в Амстердаме, близнецов-акробаток, актрису в Монако, герцогиню в Лондоне. Особенно хорошо она помнила, как стояла в салоне корабля и смотрела, как его пенис целиком вошел в рот русской девушки. Жаль, что та его не откусила.

– Тебе хорошо дома? – спросил Боливар, вытирая ухо.

Он подошел к ней сзади и поцеловал, глядя на них в зеркало. Она принимала его поцелуи, потому что предательство созрело в ее сердце. Сейчас они были все вместе. Она, Педрито и Боливар. Он провел рукой по ее ноге, груди. Она вспомнила о спрятанном ключе. Даже если она хотела его в последний раз. Даже если…

– Я вижу, ты в хорошем настроении. – Отвлекая его, она похлопала его по мускулистому бедру. Кажется, он что-то подозревал. Не потому ли теперь, много месяцев спустя, он изменил свое обычное расписание? – И мокрый.

Приподняв бровь, он окинул ее пристальным взглядом.

– Раньше тебе это не мешало.

Она засмеялась и встала, используя сына как предлог. И принялась качать ребенка на руках.