Я не знала, каково это — когда один человек становится для тебя целым миром, когда ты смотришь на него и чувствуешь это. И я не верила, что и у меня могут быть такие отношения. И не хотела, чтобы они были. Но так было прежде.
Когда мы с Теей закончили разговор, я пошла искать Грэйсона.
Глава 89
Я рассказала Грэйсону, что случилось с его отцом. Но про Иви говорить не стала. Он выслушал меня с каменным лицом.
— Выглядишь так, будто не прочь кого-нибудь поколотить, — сказала я.
Он только головой покачал.
Я развернула его лицо к себе.
— А мечами помахаться случайно не хочешь?
Грэйсон снова выправил мою стойку.
— Пусть меч сам тебя ведет, — напомнил он, и в моей голове тут же пронеслась вереница других воспоминаний.
О нашей первой встрече. О том, какой он тогда был надменный, уверенный в себе и в собственной значимости для этого мира. О том, как я впервые поймала на себе его испытующий взгляд и как он сказал, что у меня выразительное лицо. О пари, обещаниях, украденных моментах, словах на латыни.
Но больше всего — о том, до чего же мы с ним похожи.
— Мне приснился сон, — сказала я ему, — когда я лежала в коме. Вы с Джеймсоном спорили. Из-за меня.
— Эйвери… — Грэйсон опустил меч.
— Во
Я подумала о маме. И об Эмили.
— Я профи в том, чтобы не желать желаний. — Я еще мгновение удерживала меч на весу, а потом опустила, в точности как Грэйсон. — Но начинаю понимать, что тот человек, которым мне надо стать, тот, кем я уже становлюсь, — совсем другой.
Мне подарили целый мир. Пора забыть о страхе. Пора взять все в свои руки.
Пора пойти на риск.
Глава 90
— Мисс Грэмбс, вы должны понять, что, как только пройдете эмансипацию, вы будете считаться совершеннолетней по закону. Будете нести за себя ответственность. Вам придется выдерживать «взрослые стандарты». Вы в прямом смысле слова перечеркнете остаток детства.
За последние полтора месяца в меня стреляли, меня подрывали, крали, показывали народу как живую иллюстрацию истории о Золушке. Для мира я была сенсацией, загадкой, диковинкой, фантазией.
А для Тобиаса Хоторна инструментом.
— Я все понимаю, — сказала я судье. И все свершилось.
— Поздравляю, — сказала Алиса, когда мы вышли из здания суда. Люди Орена развели толпу папарацци, чтобы я могла пройти к машине. — Вы теперь взрослая! — судя по голосу, Алиса была крайне собой довольна. — И можете составить собственное завещание!
Я откинулась на спинку сиденья и подумала о том, до чего же тщательно мой адвокат прорабатывала мой имидж, лишь бы мир поверил, что это ее фирма тут всем заправляет.
Я улыбнулась.
— Не только.
Через три часа я нашла Джеймсона на крыше. Он держал знакомый ножик. Увидев меня, он сделал вид, будто сейчас его бросит, и сердце в моей груди забилось чаще.
А когда он посмотрел мне в глаза, оно и вовсе заколотилось как бешеное.
— Мне столько всего надо тебе рассказать! — Ветер взъерошил мне волосы. — Я видела Тоби, мы общались лицом к лицу! У него есть дочь, но это не я. Она как две капли воды похожа на Эмили Лафлин!
Зеленые глаза Джеймсона казались бездонными.
— Я заинтригован, Наследница.
Я сунула руку в карман и вытащила монетку. Это было даже опаснее, чем нестись на мотоцикле или скакать на лошади во весь опор или стоять под пулями в Блэквуде. И дело не только в адреналине.
А в риске, на который прежняя Эйвери никогда не смогла бы пойти.
Не сводя глаз с Джеймсона, я разжала кулак, и на ладони сверкнула монетка.
— Тоби забрал диск, — сообщила я. — Возможно, мы так и не узнаем, для чего он был нужен.
Джеймсон улыбнулся уголками губ.
— Это же Дом Хоторнов, Наследница. Тут всегда остаются тайны. Если тебе кажется, что ты отыскала последний тайный коридор, туннель или тайник в стене — знай, что где-то скрывается еще один.
Стоило ему заговорить о Доме, и голос наполнился жгучей энергией.
— Так вот за что ты его любишь, — сказала я, заглянув ему в глаза. — Этот Дом.
Джеймсон наклонился.
— Так вот за что я люблю этот дом.
Я подняла руку с монеткой повыше.
— Не диск, конечно, но порой приходится импровизировать. — Сердце неистово колотилось у меня в груди. Меня переполняла та же энергия, которую я уловила в его голосе.
И мне это нравилось. Как и Джеймсону.
— Если аверс — ты меня поцелуешь, — объявила я. — Если реверс, то я тебя. — Мой голос дрогнул. — И это будет что-то да
Джеймсон наградил меня своей фирменной, разрушительной, нахальной улыбкой.
— Что-что ты сказала, а, Наследница?
Я подбросила монетку, и, пока она летела, вращаясь, я подумала обо всем, что случилось.
Я нашла Тоби.
Узнала мамин секрет.