Наследие войны

В течение многих лет их убеждения рассматривались директором школы и губернаторами как неудачные, но, по сути, безвредные. Они были из тех наивных благодеяний, которых можно было ожидать от викария и его жены. Теперь ставки были выше, и взгляды Плейстеров стали более противоречивыми.

- ‘Джамбо, - весело сказал Плейстер, ведя Шафран в гостиную, где она заметила Вангари и Бенджамина, сидящих бок о бок на диване. - А вот и наш последний гость.

Судя по тому, как говорили Плейстеры, Шафран присоединилась к ним за чаем в загородном доме викария. Тем не менее, африканец средних лет в клетчатой рубашке и кожаной куртке, который поднялся на ноги, чтобы поприветствовать ее, рассматривался большинством белых кенийцев как опасная угроза обществу.

- Мистер Кеньятта, - сказала Шафран, узнав ведущего чернокожего политика колонии.

Она была застигнута врасплох. Она понятия не имела, что Джомо Кеньятта был тем человеком, с которым Вангари хотела ее познакомить, и что он был из тех мужчин, которые носят кожаную куртку, когда не участвуют в общественных мероприятиях, тем более что кто-то назвал бы его "Джамбо".

- Приятно познакомиться, - сказала она, пожимая ему руку.

- ‘С удовольствием,’ ответил Кеньятта. - Я не сторонник захвата земель белыми поселенцами. Но я признаю усилия, которые ваш отец приложил в интересах работников своего поместья. Он проявляет к ним большой почет и уважение. Хотел бы я, чтобы таких, как он, было больше.

- Он будет рад это услышать, - сказала Шафран, садясь на стул, стоявший в конце дивана. Кеньятта сел напротив нее.

- ‘Ваш отец, похоже, истинный христианин, миссис Кортни Меербах, - сказал Плейстер. - Все дети Божьи равны в Его глазах. Как только кто-то признает это, тогда просто неприемлемо, действительно невозможно проводить дискриминацию по признаку расы".

- Боюсь, что религия не играет большой роли в мышлении моего отца, преподобный, - ответила Шафран. - Он бы сказал, что вел себя практично и по-деловому. Его точка зрения проста. Африка обретет свободу, как это сделала Индия. Поэтому в интересах всех, не в последнюю очередь для таких семей, как наша, позволить этому процессу произойти мирным путем. Последнее, чего мы хотим, - это насильственная революция. Слишком многое поставлено на карту.

Капеллан с доброй улыбкой протянул Шафран бокал шерри, который обещал ей. Но его глаза были обескураживающе острыми.

- "Не каждый человек, совершающий Божью работу, осознает, что Господь действует через него", - сказал он.

- Я укажу на это моему папе. Мне любопытно услышать, каким будет его ответ. Но могу я спросить вас, преподобный, почему вы назвали мистера Кеньятту “Джамбо”?

Двое мужчин рассмеялись.

- Я отвечу, Джаспер, - сказал Кеньятта. - Это прозвище я получил в Англии во время войны. Как вы, возможно, знаете, я провел годы с 39-го по 45-й, работая на ферме недалеко от местечка Сторрингтон в Сассексе, в прекрасной части страны. Мои друзья в местном пабе, где я был завсегдатаем, называли меня Джамбо. Однажды я рассказал об этом Джасперу, и он, казалось, был в восторге от этого имени. Я сказал, что он тоже может им пользоваться, так как он тоже мой близкий друг.

- Жаль, что больше людей не знают этой истории, - заметила Шафран. - Возможно, они не были бы так уверены в том, что вы опасный коммунистический революционер, если бы подумали, что вы пьете пинту пива в деревенском пабе в окружении английских друзей, которые дали вам веселое прозвище.

Кеньятта глубоко и печально вздохнул. - Это заблуждение - проклятие моей жизни. Это правда, что я учился в университете в Москве, так же как и в Лондоне. Но учеба в России не делает меня коммунистом, так же как желание свободы и справедливости для моего народа не делает меня революционером. Что может быть более британским, чем идея одного человека, одного голоса? Все, чего я добиваюсь, - это тех же прав для моего народа, которые вы считаете само собой разумеющимися для своего. Но по какой-то причине колониальные власти убеждены, что я стою за тем, что вы, белые, называете Мау-Мау. Уверяю вас, ничто не может быть дальше от истины.

Вангари подалась вперед. - Вот почему я хотела, чтобы ты была здесь сегодня вечером, Шафран. Ваша семья влиятельна в белом сообществе. Если это сработает с теми из нас, кто стремится к мирным переменам, возможно, мы сможем создать что-то новое, что-то лучшее, вместо того, чтобы повторять все старые ошибки".

Прежде чем Шафран успела ответить, раздался стук в парадную дверь.

- Я позабочусь об этом, - сказал Плейстер и вышел из комнаты.

Шафран почувствовала внезапный приступ тревоги. На протяжении всего ее пребывания в Оккупированной Европе стук в дверь был тем звуком, которого она боялась больше всего, потому что это означало бы, что за ней пришло гестапо. В атмосфере страха и подавления, которая царила в Кении, ее первой мыслью было: - "Это полиция приехала, чтобы сорвать нашу встречу".