— А как звали эту женщину? — спросил я хмуро.
— Ведбеда, — спокойно ответила графиня, — а что? Тебя что-то встревожило?
— Она следила за мной всю жизнь.
— Ничего удивительного. Она-то знала, кто ты.
— Но зачем она это сделала? Зачем ей было вас обманывать?
— Видишь ли, она оказалась членом некой секты, которая очень агрессивно относится к плотской любви, особенно внебрачной. И вообще ко всем проявлениям человеческих чувств. Ведбеда решила таким образом наказать нас обоих: и меня, и тебя. Если б я тогда знала, кто она, я бы никогда не доверила ей своего ребенка!
Мне было очень странно и забавно слышать от этой совсем еще не старой, красивой женщины, которая была чуть выше моего плеча, что я — ее ребенок. Сознание отказывалось воспринять тот факт, что я обрел Мать. Когда я смотрел на нее, щемящее чувство не покидало меня.
— Мне кажется, здесь кроется что-то еще, сударыня.
— Возможно. Мне всё равно.
— По-моему, вы не столько уверены, что я ваш сын, сколько этого хотите.
— А разве ты этого не хочешь?
— Обо мне и речи нет. Мне кажется, что я сплю.
Мы беседовали до полуночи. Я рассказал ей о детстве, о своих скитаниях по Лесовии и за ее пределами, и даже о том, что так мучило меня все эти годы.
— Я не выдавал Юзеста, — сказал я в который раз, — я даже устроился охранником к герцогу Навскому, чтобы понять, как он узнал о заговоре. Но тщетно.
— Видишь ли, мой мальчик, — вздохнула графиня, — герцог Навский знает всё сам, ему не нужны шпионы, его не интересуют доносы…
— Он ясновидец?
— Не он. Один из его Советников.
— Который?
— Зорлез.
— Он опасен?
— Как знать… Советую тебе никогда не иметь дела ни с герцогом, ни с его свитой.
О себе она тоже рассказала, я узнал, что она никогда не была замужем, но у нее есть три дочери, три мои сестры: одна здесь, я ее уже видел, вторая в монастыре, ужасно набожная, третья сбежала с каким-то проезжим купцом, и след ее простыл. Узнал я и еще много всяких деталей из ее бурной жизни.
Мы договорились встретиться в полдень. К этому времени графиня обещала уже подписать все бумаги, касающиеся моего перевоплощения из непутевого бродяги в знатного вельможу. Мне с трудом в это верилось.
На прощанье она протянула мне такой увесистый кошелек, как будто до обеда мне предстояло купить особняк с конюшней. Я отказался от него с небрежной легкостью человека, у которого завтра будет в тысячу раз больше.
— Завтра войдешь сюда как хозяин, — улыбнулась она, вскинула руки, притянула к себе мою голову и покрыла торопливыми поцелуями мое заросшее лицо. «Завтра же побреюсь», — решил я растрогавшись.
Странное у меня было состояние, когда я шел обратно. То ли я летел, то ли плыл, то ли вертелся, подобно вьюжным смерчам под ногами. Нельзя получать так много и сразу! Я наконец осознал, что я богат, я бешено богат!
Меня бросило в жар, несмотря на мороз. Я ввалился в харчевню в распахнутом полушубке, весь горя от возбуждения и восторга.
Эска немного остудила мой пыл. Я и забыл, что она ждет и волнуется.
— Что с тобой? — она кинулась ко мне и вцепилась в рукава моего полушубка, — на тебя напали?
— Да что ты! — усмехнулся я, — я сам нападу на кого хочешь!
Эска тревожно заглядывала мне в глаза.
— Всё в порядке?
— Всё очень хорошо. Ты не спала?
— Нет, конечно… Слава богу, что всё обошлось! Ты голодный?
Я вдруг понял, что зверски проголодался.
— Да-да-да! — проговорил я страстно, — принеси мне что-нибудь, можно холодное.
Эска принесла поднос с едой в мою комнату. Она села со мной за стол и приготовилась слушать. Я обгладывал куриную ножку и думал, с чего начать. И начал.
— Ты бы вышла за меня замуж? — спросил я, проглотив последний кусок и чуть не подавившись от волнения.
Она посмотрела на меня грустно и устало.
— Конечно.
— Ты не шутишь?
— А ты?
Три свечи догорали, взволнованно дрожа от моего дыхания. Я взял ее маленькую, но сильную руку, натруженную и шершавую, согрел ее в своей руке, как маленького беспризорного зверька. Я знал, что у этого зверька теперь будет хозяин, который не даст его в обиду и сделает для него всё, что сможет.
— У меня разбилось зеркало, как только тебя увели, — прошептала Эска, — это очень плохая примета.
— Я куплю тебе сотню новых, — сказал я.
— А я куплю тебе новый камзол, — улыбнулась она, — твой совсем износился.
Она была еще в прежней жизни, а я был уже в новой. Слова ее вернули меня к реальности. Мы сидели в старой корчме, у меня действительно был поношенный камзол, потертые штаны и заштопанные носки. У меня и денег еще не было, и бумаги еще не были подписаны. Я решил ничего пока ей не говорить. Тем более, она восприняла бы это как розыгрыш.
— Я смогу тебя обеспечить, это я тебе обещаю, — сказал я уверенно, — не думай, что я собираюсь просто пристроиться к твоему хозяйству.
— Не думаю, — вздохнула она и перечислила еще кучу вещей, которые собирается мне купить.