Дни проходили за днями, горячка не уменьшалась, бредъ повременамъ даже усиливался. Филиппу чудилось, что онъ лежитъ больной одинъ, въ Броадстонѣ, и что ни Эдмонстоны, ни товарищи по полку, никто къ нему нейдетъ. Слово «домой» безпрестанно вертѣлось у него на языкѣ. Однажды онъ произнесъ очень явственно: «не везите меня домой». Гэй одинъ только говорилъ по-англійски и потому поневолѣ чаще другихъ обращался къ нему съ вопросами: не желаетъ ли онъ чего? Но Филиппъ каждый разъ отворачивался отъ него, и охотнѣе позволялъ Арно ухаживать за собою. Гэй не унывалъ; онъ продолжалъ просиживать около постели цѣлыя ночи напролетъ и кротко, ласково, какъ женщина, уговаривая Филиппа послушаться приказаній доктора, когда тотъ упрямился. Онъ совершенно забылъ о себѣ; больной поглотилъ все его вниманіе. Къ Эмми Гэй ходилъ изрѣдка и то только пообѣдать или напитя вмѣстѣ чаю; иногда онъ забѣгалъ къ ней на минуту, чтобы сообщить ей о ходѣ болѣзни Филиппа, когда тотъ впадалъ въ забытье. Эмми умоляла мужа прилечь на диванѣ и позволить ей почитать что нибудь вслухъ, чтобы онъ заснулъ, но Гэй не любилъ лежать. Онъ охотнѣе ходилъ вмѣстѣ съ Эмми подышать чистымъ воздухомъ въ каштановой рощѣ, растущей на горѣ, за городомъ. Молодая женщина очень дорожила этими прогулками; вообще она чувствовала, что съ нѣкоторыхъ поръ она сдѣлалась полезна Гэю. Тихій голосъ ея, ласки и самое нѣжное вниманіе къ мужу отрадно дѣйствовали на Гэя, изнурѣннаго безсонными ночами и постояннымъ уходомъ за больнымъ Филиппомъ. Эмми взяла на себа всѣ домашнія хлопоты и переписку съ родными. Она ежедневно посылала нарочныхъ за покупками въ Виченцу и даже въ Венецію, наблюдала за чистотой бѣлья и комнаты больнаго, писала въ Англію бюллетени о состояніи здоровья Филиппа, дѣлала, словомъ, столько, что Гэй шутя увѣрялъ ее, будто она полезнѣе даже, чѣмъ онъ, и, цѣлуя жену, искренно благодарилъ ее за заботы объ немъ, говоря, что не будь ея — онъ бы пропалъ. Такъ прошли двѣ недѣли. Однажды утромъ докторъ объявилъ Гэю, что на слѣдующую ночь нужно ожидать кризиса, и потому онъ обѣщалъ вечеромъ пріѣхать самъ, чтобы наблюдать за его исходомъ. Настала ночь; докторъ не ѣхалъ. Будучи въ волненіи отъ предстоящей опасности, Гэй не могъ сомкнуть глазъ и съ ужасомъ наблюдалъ за малѣйшимъ измѣненіемъ въ лицѣ больнаго. Исхудалое, изсиня-блѣдное лицо, всклокоченные волосы и небритая борода придавали физіономіи Филиппа совсѣмъ другое выраженіе. Въ больномъ нельзя было никакъ признать блестящаго, ловкаго, красиваго капитана Морвиля. Сидя у его изголовья, Гэй съ грустью вспоминалъ о прошедшихъ своихъ отношеніяхъ съ нимъ. Онъ горячо молился, чтобы Господь сохранилъ его жизнь или, но крайней мѣрѣ, допустилъ бы, чтобы передъ концомъ Филиппъ искренно помирился бы съ нимъ. Къ утру больной задремалъ; изрѣдка тихо бредилъ. Проснулся онъ на другой день, къ полномъ сознаніи и, почувствовавъ, что Гэй пробуетъ его пульсъ, спросилъ слабымъ голосомъ:
— Сколько ударовъ?
— Я не могу сосчитать, отвѣчалъ Гэй:- но пульсъ вообще слабѣе, чѣмъ былъ вчера. Хотите пить?
Филиппъ съ трудомъ проглотилъ немного воды, осмотрѣлся вокругъ и спросилъ опять:- Какой у насъ день?
— Утро, воскресенье, 23-е августа, — отвѣчалъГэй.
— Давно я болѣнъ?
— Ровно три недѣли, сегодня вамъ стало лучше. Филиппъ, помолчавъ и пристально взглянувъ на Гэя, произнесъ довольно твердо: — мнѣ кажется, что я все еще между жизнью и смертью?
— Да, вы опасно больны, возразилъ ласково Гэй: — но не безнадежно. Я хотѣлъ пригласить къ вамъ нашего священника, но его не нашли. Хотите, я вамъ почитаю что нибудь изъ евангелія?
— Благодарю, теперь не могу слушать, — я что-то хотѣлъ сказать…. да, дайте мнѣ воды.
Когда Филиппъ напился, то, обернувъ лицо къ Гэю, вдругъ назвалъ его по имени.
— Гэй! сказалъ онъ:- вамъ кажется, что я слишкомъ строго васъ судилъ? Повѣрьте, что я думалъ сдѣлать вамъ пользу.
— Не думайте, Филиппъ, о прошломъ, — быстро возразилъ Гэй, чувствуя, что сердце ёго радостно забилось, услышавъ первое слово примиренія.
— А вы, не смотря на все это, были ко мнѣ такъ внимательны, — продолжалъ съ усиліемъ больной, Если я останусь живъ, я вамъ докажу, какъ я умѣю васъ цѣнить, — и онъ протянулъ Гэю свою исхудалую руку. Гэй, со слезами на глазахъ, крѣпко пожалъ ее. Онъ никогда не былъ такъ счастливъ какъ въ эту минуту.
— У сестры хранится мое духовное завѣщаніе, — заговорилъ опять Филиппъ. Передайте ей мой поклонъ, ей — и бѣдной Лорѣ. Голосъ его задрожалъ.
Гэй поспѣшилъ ему подать снова воды.
— Вы и Эмми все для нея сдѣлаете, я увѣренъ. Не испугайте только ее, сказавъ вдругъ, что я умеръ. Ахъ! Гэй, вы не знаете! вѣдь мы ужъ давно тайно съ ней обручены. — Гэй ничего не возразилъ, но Филиппъ замѣтилъ, что это его очень удивило.
— Это дурно, я знаю, но она ни въ чемъ не виновата, — произнесъ онъ почти шепотомъ. Я теперь говорить не въ состояніи; буду живъ, все разскажу. Если умру — поберегите ее!
— Даю вамъ слово, свято исполнить вашу просьбу, отвѣчалъ Гэй, со слезами на глазахъ.