Наследник из Сиама

— Маргарита, вы ведете себя слишком вольно! Живете у крестного, будто приживалка! Вы компрометируете себя, меня… О вас идет дурная молва в свете.

— Зато ваша персона затмит меня благочестием! — перебила мужа она, вздернув подбородок. — Вы настолько чисты и безупречны, что позволяете себе порочить меня в моих же глазах?

Намек возымел действие, напыщенную тональность Николай Андреевич упростил:

— Послушай, Марго, давай замнем скандал, а он зреет, ты же знаешь свет. Давай покажем, что слухи оснований не имеют, но для этого надобно не играть в игры, а помириться и забыть…

— А я не забуду, как мой муж выходил из публичного дома. Не хочу забывать. Вы окунулись в грязь, но желаете ею обмазать меня? Говорю вам: нет. И плевать на свет. Желаете развестись?

— Никогда.

— В таком случае я иду к себе. Устала. С вашего позволения…

— Я подожду, когда ты остынешь.

— Никогда, — вернула ему слово Марго, не оборачиваясь, и вышла.

Настроение и так было хуже некуда, а тут после сцены у мужа вовсе испортилось. У себя она переодевалась в домашнее платье, однако вспомнила, что обещала Анфисе:

— Мне очень не хочется с тобой расставаться, но… Подбери вместо себя девушку, как только я устрою тебя в театр, она заступит на твое место, и мы сразу уедем к моему брату Мишелю.

— Барыня… — прослезилась Анфиса. — Есть девушка, хоро…

— Молчи. Лучше тебя не бывает. Теперь иди, хочу полежать.

Упав на кровать, Марго поплакала, вдруг почувствовав себя несчастной и одинокой… А потом стала думать о предстоящей поездке, ведь сказала просто так, но почему бы не увидеться с Мишелем, любимым братом? И не только с ним? Представляя встречу, Марго прикрыла веки и уже улыбалась. Не может она долго хандрить, не в ее это характере.

* * *

Побывав в гостях у подружки, что проживала рядом с Сергеем Терновым, Лукерья прибежала к Гликерии Сазоновне сообщить последние новости о Прохоре. А тут… Аким Харитонович в большом смятении, прям вне себя, Лукерья так и прилипла спиной к стене, чтоб не попадаться под горячую руку, и слушала, как он мечет гром и молнии:

— Я сказал — не бывать тому! (А ему никто и не возражал.) Без родительского благословения!.. Я своего согласия не давал! Сам решил, сам пущай и женится! В доме чтоб не слышал имени его!

И ушел, не заметив служанку, а ведь мимо промчался. Вышла она из укрытия, поздоровалась со всеми и спросила осторожно:

— Отчего это Аким Харитонович гневался?

Гликерия Сазоновна ручкой махнула, к щеке ладонь приложила и вздохнула со стоном, страдая:

— Приглашение получили на свадьбу. Сын прислал.

— Ой, мамаша, — подхватился Федька, — схожу-ка я проведать Прохора. Папаше не говорите только, зазря не сердите. Из первых уст все и выведаю.

Как только он убежал, Лукерья вопрос кинула:

— А муж читал приглашение-то?

— Какое там… — всплакнула Гликерия.

— Так Прохор ваш на княжне женится — там так и написано, всем доподлинно известно, люди читали и мне рассказали. Внебрачная дочь князя Соколинского.

— Внебрачная? Знать, с отцом Проша никогда не помирится, — расстроилась хозяйка. — Бесстыжие господа завсегда нам своих зазорных детей навязывали.

— Да чего вы исстрадалися-то? — заворчала Лушка. — Чай, не знать, что купцы из низов вышедшие? За найденкой такое приданое… такое…

Гликерия Сазоновна глазенки вытаращила, ей почудилось, весь город только и судачит, что о разладе в их семье, и придумывают люди всякие небылицы, лишь бы посмеяться.

— Ну и какое — такое? — пыхнула она. — Чего такого водится за нашей найденкой?

— А имение Кошино! — ответила Лукерья. — Слыхали о таком? И закон обошли, на наследственные земли прав найденка не имеет, а они подарками задарили, те же земли и отдали. А еще у ней дом имеется, где найденка ранее жила, но его продают, другой покупают — поболе вашего. А дед найденки князь Соколинский капиталу прибавил деньгами! И всем богатством заведовать ваш Прохор будет. Да ваша дура Машка Долгова со всеми своими платьями и перинами в подметки не годится найденке. Так-то. А вы еще недовольство имеете? На вас не угодишь. — Видя, что хозяйка в потрясении большом, аж слова вымолвить не в силах, Лушка хмыкнула и нашла выход: — Газеты несть, что ли? Для успокоения?

— Не надобно… — все же выговорила хозяйка.

— Тады пойду на кухню чаю испить, а то ить промерзла, покуда про вашего Прохора новости слушала. Ой, чуть не забыла. К отцу ваш Проша не вернется, таперя у него свое дело, с Сережкой вместе будут управляться. И то верно, а то уж больно груб Аким Харитонович.

Гликерия Сазоновна могла бы прикрикнуть на бабу, мол, мнения ее никто не спрашивает, не ей судить о муже, но она радовалась за сына Прошеньку, за удачу его, это главней — чтоб у сына все ладилось. А муж… да ну его!

* * *