Разумеется, в ранах, особенно давнишних, графиня ничего не понимала, Кирсанов посчитал своим долгом просветить светскую даму:
— Раны, нанесенные тонко заточенными предметами, например бритвой, заживают долго, шрамы остаются на всю жизнь. Но в данном случае…
Почему-то он не закончил мысль, и Марго, охочая до всякого рода непонятностей, которые край как надо сделать понятными, сжала его руку, возвращая молодого человека из задумчивости:
— Что? Что не так, господин Кирсанов? Скажите же!
— Простите, я покуда не могу объяснить, надобно подумать.
— А знаете ли, господа, — подал голос Зыбин, — преступников было не менее двух. Согласитесь, даме нечего делать у проруби, тем паче ночью. Вряд ли пришла она сюда по собственному почину — что ей тут делать, вдали от берега? Кстати, мужики говорили — вчерась ввечеру трупа не было, стало быть, кинули даму в прорубь ночью-с.
— Эй, любезные! — обратился к мужикам Кирсанов. — Начинайте.
Ему, Марго и Зыбину пришлось попятиться на несколько шагов, так как трое мужиков окружили тело и ударили железными кольями в замерзшую полынью. В разные стороны полетели осколки льда, а вскоре — и брызги.
— Итак, раз женщину привезли насильно… — наблюдая за работой мужиков, произнесла Марго. — Отчего ж не связали? Чтобы не сопротивлялась?
— Ее вначале зарезали, ваше сиятельство, опосля привезли сюда, — сказал Зыбин. — На льду имеются пятна крови, однако совсем немного, что и дает право предположить: ее несли с ножом в спине. Преступники думали, она мертва, а мертвую-то зачем связывать? Да и с ножом в спине далеко не убежишь.
Довольно скоро мужики освободили прорубь от льда, вычерпывая его ковшом, но не так-то просто оказалось вытянуть женщину.
— Примерзла-с, — сообразил сыщик Пискунов, препротивнейшая рожа на тонкой шее, но усерден и потому необходим Зыбину. — Оне-с мокрой были, а ночью морозец знатный… Надобно-с поддеть трупик-с… ломиком, ломиком…
Виссарион Фомич кинул в него красноречивый взгляд, запрещающий лезть с советами. Пискунов срочно ретировался за спины благородных особ и более не проронил ни слова, лишь поглаживал тонкие усики с загнутыми по-дурацки кверху концами да поглядывал маленькими глазенками на говоривших. Он очень дорожил местом в следствии, посему два правила соблюдал неукоснительно: усердие и преданность начальству. Тем временем Зыбин посоветовал мужикам:
— Подрубите лед под мадамой, перевезем в участок прямо со льдом — дольше протянет в мертвецкой. Полагаю, ее уж родственники ищут. Господин Кирсанов, дайте-ка объявление в газеты…
И вдруг замер, выпятив толстые губы и поглаживая выступающий живот. Все ждали конца его фразы, а Виссарион Фомич лишь хмурил лоб, впечатление такое, будто забыл, как произносятся слова, и вспоминал их. Даже Марго уже знала, что Зыбин не просто так обрывает фразу, главное — сейчас не мешать ему расспросами. Однако он так же внезапно, как только что впал в ступор, вышел из него, прикрикнув на мужиков:
— Не так шибко бейте лед! Не пораньте даму!
— Да ничего вашей мадаме не сдеется, — проговорил мужик с бородой, наклонившись к трупу и орудуя ломом. — Ей все едино, не живая ведь.
Женщину откололи от поверхности вместе с плоской глыбой, переложили на носилки и отнесли в сани, соблюдая осторожность. А Виссарион Фомич немножко неуклюже предложил руку Марго, оттопырив локоть. К берегу шли неспешно, было время переговорить, Зыбин и поинтересовался:
— За какой надобностью, ваше сиятельство, приехали на реку? Вы ведь мою персону искали, не так ли?
— О, вы догадливы! — вспомнила Марго свою цель. — Мой крестный… князь Соколинский Гаврила Платонович…
— Как же, как же, знаем-с. В нашем городе сиятельнейших особ не столь много, пожалуй, он один и будет…
— Верно. Фамилия Соколинский древнейшая, род происходит от князя Бабичева, владевшего сокольней, потомка великого князя Рюрика.
— Ммм! — одобрительно промычал Зыбин. — Мало осталось именитых древних родов… Так что там с его светлостью?
Марго вкратце рассказала о странностях в доме князя, его просьбе и своих опасениях, попросила помочь, но не знала — чем. Графиня премного удивила начальника следственных дел: за время их знакомства ему не приходилось видеть графиню столь потерянной и огорченной — сама на себя не похожа! От дам света ее отличали живость, любознательность, отсутствие спеси, да и вообще — ее сиятельство отзывчива, милосердна, что большая редкость среди знати. Идеал, да? Вовсе нет, она упряма, напориста, взбалмошна, не без капризностей… то есть все женские повадки, которые не терпят мужчины, графиня Ростовцева успешно выпестовала в себе, доведя до идеала. Вскоре они очутились на берегу, поднимаясь на пригорок по протоптанной в снегу дорожке, шли туда, где стояли повозки, сани и экипаж графини. Зная, как Зыбин любит удобства, Марго сделала ему предложение не без корысти:
— Виссарион Фомич, не соблаговолите ли воспользоваться моим экипажем? В нем теплей и… и… Да попросту ваша коляска не хороша! Ну и… должны же вы дать совет, как мне быть с крестным!