Сиамский принц разговаривал с Урсулой, опираясь локтями о рояль, выпрямился, когда Медьери и Марго подошли. Принц Чаннаронг оказался высоким и плечистым, без сомнения, физически он крепок, с лицом мужественным, с дерзким взглядом синих глаз, выдававших человека незаурядного и умного, что, как известно, украшает некрасивые лица, а принц некрасив в общепринятом смысле. Ему лет сорок с небольшим, хотя, возможно, и меньше, ведь сильно загорелые лица кажутся старше. Марго сразу поверила венгру, что руки принца обожжены, заметив с левой стороны шрам от ожога, захватывающий скулу до уха, часть щеки и шею. Воротник-стойка не смог защитить ужасную отметину от посторонних глаз, тем не менее брезгливости у нее ожог не вызвал, но она из другого теста, чем представительницы света. Пока ее сиятельство разглядывала сиамского принца, Медьери перешел на французский при общении с ним:
— Ваше высочество, позвольте вам представить ее сиятельство графиню Ростовцеву Маргариту Аристарховну. Я вам рассказывал о ней.
— Я рад наконец увидеть вас, — сказал принц Чаннаронг, слегка улыбаясь, совсем чуть-чуть, будто у него лицевой зажим. — Но рассказы моего друга слишком бедны по сравнению с той прекрасной миледи, которую видят сейчас мои глаза.
М-да, высоким штилем он владеет, подумалось Марго, вслух она сказала дежурную фразу:
— Благодарю вас, вы очень любезны.
Медьери получил возможность заняться другими гостями, извинившись, он отошел к группе мужчин, оставив графиню с принцем Чаннаронгом. Разумеется, Марго с первого раза не запомнила непривычное имя, о которое язык сто раз споткнется при произношении, решила обходиться титулом, дабы не попасть в неловкое положение, ведь светскую беседу надо вести:
— Вы, ваше высочество, великолепно говорите по-французски…
— В юности, мадам, я служил на корабле вместе с французами, знаю не только язык Руссо и Вольтера, еще и портовый.
— Вы ведь европеец, не так ли? — допытывалась Марго.
— Совершенно верно, мадам, моя родина Шотландия, но судьба распоряжается нами, а не мы ею. Судьба и занесла меня в край, где лето вечное, люди бесхитростней и понятней, природа щедра и прекрасна, как в раю, земных плодов великое множество.
— Как же вы там очутились? Это ведь очень далеко от вашей родины.
— Я был моряком, плавали мы в Индию за товаром. Однажды у берегов Цейлона на нас напали пираты…
— Пираты! Я полагала, пираты существуют только в романах.
— Пока существуют моря с океанами, мадам, будут и те, кто жаждет грабить, а не трудиться. Эти люди ничего не имеют общего с героями романтических романов о флибустьерах.
— А что случилось потом, после нападения?
— На нашем корабле начался пожар, а в трюме были заперты люди, я в их числе. Нам удалось освободиться, помогло вечернее время ускользнуть от смерти, но я получил сильные ожоги. Мне повезло, ведь кто-то сгорел заживо, кто-то, раненный, утонул. На берег выбралось всего пять человек, впоследствии мы так и держались вместе. Вместе попали в Индию, нанялись на службу в английскую компанию…
Он вдруг сделал паузу, а на его глаза упала тень — Марго догадалась, что у принца Чаннаронга была нелегкая жизнь в качестве военного. Ей бы отвлечь его, переменив тему, как делают чуткие люди, но разве графиня Ростовцева способна не до конца выяснить все обстоятельства?
— Вам неприятны воспоминания об английской службе? — спросила она.
— Неприятны, — сознался Чаннаронг.
Обычно мужчины никогда не сознаются, что где-то и когда-то им было скверно, тем более во время первой беседы да еще с дамой. Нет, они должны смотреть на себя как на победителя, не открывая слабостей. Однако этот человек придерживался свободных правил и поделился с Марго, что его не устраивало:
— Я никогда не понимал жестокости по отношению к коренному населению, нас никто не звал, но мы пришли и сделали все, чтобы нас возненавидели.
— Странно слышать такое от европейского завоевателя.
— Европейцы разные, мадам. Мне было стыдно за белую просвещенную расу, и мы с остатками команды отправились в путешествие сначала по Китаю, потом по Сиаму, где задержались на много лет. Это единственная страна в Азии, которую не топтал сапог завоевателя.
Да, принц на самом деле оказался занятным собеседником, повидал на своем веку он столько — для одной человеческой жизни слишком много. Марго с удовольствием послушала бы его еще, но пришел лакей и сообщил, что прибыл некий молодой господин по имени Анфис и требует ее сиятельство, мол, дело исключительной важности. Кто такой Анфис, Марго поняла и тотчас, извинившись, поспешила вниз, где нетерпеливо прохаживалась горничная, переодетая мужчиной, притом очень симпатичный из нее получился молодой человек. Увидев хозяйку, Анфиса рванула к ней, но лакеи неподалеку заставили ее вспомнить свою роль, она ограничилась скромным поклоном, а заговорила, конечно, полушепотом, причем очень мялась:
— Барыня, я приехала, как вы велели, на извозчике…
— Ты узнала, что скрывает его сиятельство? Говори, не бойся.
— Их сиятельство зашли… к мадам Иветте.
— Мадам Иветта? Кто это?