— Мне дали квартиру, — заулыбался Артем. — Ипотеку на льготных условиях, льготы — зашибись, не мечтал даже! А то я прописан в этом кабинете — это нормально? Меня еще Денисович прописал, кстати, он же и квартиру выбил. Но смотри: Софии ни слова! Хочу сюрприз ей сделать, когда распишемся.
Обычно Вовка бурно радуется всем позитивным новостям, а тут после слов шефа-друга еще больше приуныл, заворчал на манер старичка:
— Все тебе! И внеочередное звание, и кресло начальника, и квартира, даже София и та — тебе.
Он совершенно независтливый, его жалобы сейчас — пустой треп, просто парень потерялся, чуть-чуть расклеился, не смертельно. Вероятно, негатив копился давно, Вовка вовремя не отрегулировал ситуацию, теперь комплексует, стыдится. Артем не настаивал, мол, расскажи, но дал понять, что и в этом состоянии шутки друга понимает:
— Ишь, Софию ему! Раскатал губешки. А я как без нее?
— Да я люблю ее, как брат сестру! Младшую. Неважно, что мне двадцать шесть, а ей — почти тридцать три, это же ее проблемы.
— Идем, лопотун! — Артем поднялся, смахнул ключи со стола. — Мы с Софией только завтра приедем, побудешь целый вечер и ночь наедине с собой. Отдыхай. Все, я поехал, а то София там без меня…
— Коровам хвосты крутит? — Володька повеселел.
— Под вентилятором загорает…
Он привык к тому, что на стук в дверь она не откликалась, да и вообще не разговаривала, лишь в бреду бессвязные фразы бормотала, поэтому, постучавшись, вошел после паузы, предупредив громко:
— Это я, Прохор. Вхожу…
Она стояла у окна в длинной льняной рубахе, в шали на плечах, смотрела на свет божий и, наверное, тихо радовалась, что жива. На стук обернулась, так и встретила его — испуганно вскинув очи. Всякий раз он недоумевал: чего она пугается? Ведь слышала, что идет Прохор — спаситель, а не чудище к ней рвется, но встречала найденка его всегда одинаково: распахнув испуганно глазищи. О, какие у нее глаза — темно-серые, глубокие, и видно по ним, что помыслов дурных у их хозяйки никогда не было, одна печаль прижилась.
— Тут обновки… — сказал он, поставив саквояж на стол. — Примерь. Коль велики, принесу другие. Я за дверью подожду, а ты постучишь, как будешь готова.
На всякий случай Прохор раскрыл саквояж и вышел, оперся спиной о стену рядом с дверью, усмехаясь про себя. Смущала его эта юная девица с глазами подстреленной лани, наладить с ней доверительные отношения не получалось. Он до сих пор не знал ее имени, найденка не разговаривала, будто немая. Но ведь в бреду она говорила, иной раз пугала по ночам Нюшку криками с речами. Внизу Прохор услышал шум и поторопился спуститься, гостей сам позвал и очень обрадовался, увидев Сергея с Настей. Жена друга ангел — что личиком, что нравом, на нее и рассчитывал Прохор, авось разговорит найденку, подружке-то легче довериться. Навскидку так обе из одного сословия — не крестьянского и не купеческого, скорее, из мещан. Да и возраста примерно одного, подружиться Насте с найденкой будет нетрудно.
После обычных приветствий он усадил гостей, приказав служанке подать чаю, а сам взбежал наверх и прислушался к звукам в комнате. Тишина стояла, будто там нет никого, Прохор постучал, но, зная, что ответа не получит, сказал:
— Ты готова? Я могу войти?
Интересно, как она ответит, как скажет «нет» или «войдите»? Найденка ничего не сказала, а чуточку приоткрыла дверь — так и дала понять, что можно войти. Платье пришлось впору, плотно затянув тонкий стан, впрочем, Прохор не мог ошибиться, он же не раз держал на руках полуживую девушку. И до чего ж хороша она была в мягком пюсовом платье, оттеняющем глаза и бледную кожу, в косынке, завязанной «шапочкой» и закрывающей заживающую рану на голове. Прохор не разрешил резать девушке дивные волосы, напоминающие зрелую пшеницу, хотя доктор настаивал. Нет, он нашел знахарку, та дала размягчающую мазь, а Нюшка вычесывала запекшуюся кровь.
— Идем, — протянул ей руку Прохор. — Познакомлю тебя с другом и женой его. Не бойся, они худого тебе не сделают.
Несмело, но положила найденка свою холодную ладошку на его ладонь, Прохор улыбнулся и вместе с ней вышел из комнаты. Она шла медленно, так как была еще слаба, а он просто озадачился, высказываясь вслух:
— Как же тебя называть? Какое имя дать? Как представить?
Найденка лишь опустила густые ресницы и, как водится, ничего не сказала в ответ. А ведь слышала и понимала речь. Ступив на первые ступеньки лестницы, Прохор тяжко вздохнул, увидев внизу мамашу. Она не любила ни Сергея, ни его милую жену, а за что — вразумительно не сказала бы, просто не любила, и все. Вот, подняла мамаша голову, и ее маленькие глазенки-щелочки стали большими, ротик приоткрылся, Прохор понял: не нравилась ей и найденка. Жаль мамашу, она послушный выразитель убеждений отца, который до сих пор ни слова упрека не бросил сыну, но снизил общение с ним до минимума. Нет, Прохор свою жизнь подстраивать под мамашу и папашу не желал.