Наследник из Сиама

Вот такие простейшие советы помогли Прохору разобраться, сомнения сразу ушли, и он поспешил к найденке. Теперь она должна ответить на те же вопросы сама перед собой, чтобы он мог поставить точку, а то привыкнет к мысли… Нет, только сию минуту надо обо всем договориться раз и навсегда, согласится — будет обоим счастье, откажет — принять отказ. На его условный стук и голос она по установившейся привычке приоткрыла дверь, он вошел и замялся. Непривычно себя предлагать, а еще непривычней на отказ нарваться.

— Тут такое дело, Найдена… Жить будем у Сергея с Настенькой, покуда не заработаю на свой дом, капитал у меня есть, но я в дело его пущу. Вопрос в тебе. Как мы себя станем представлять людям, кто ты мне? С меня спрос невелик, а тебе живо клеймо содержанки поставят и позором покроют навсегда. Люди злы бывают, оскорблять начнут… В общем, у тебя два выхода: либо под венец со мной, либо говоришь, где твои родные, отвезу тебя к ним. Давай ты подумаешь, но недолго — до завтрашнего утра, и скажешь мне. Словами скажешь, а не кивками. Говорить умеешь, слышали, когда ты в бреду маялась. Я все сказал.

Повернувшись к ней спиной, идя к выходу, Прохор выдохнул, почувствовав облегчение, он взялся за дверную ручку и вдруг услышал тихий голос:

— Я сейчас скажу.

Удивился — весьма приблизительное его состояние. Найденка стояла, потупившись, кусая губы, на глазах краснела. Как только Прохор вернулся к ней за обещанным ответом, сказала так же тихо:

— Под венец. С вами. А я не буду вам в тягость?

— Не будешь. Но это ж на всю жизнь со мной, днем и ночью…

— Я… да. Очень хочу с вами… всегда.

— А вдруг пожалеешь? Ты ж меня не знаешь.

— Я вас знаю. Я знаю вас лучше, чем вы себя знаете.

— Скажи мне…

— Не спрашивайте больше ни о чем. Пожалуйста.

— Ладно. Расскажешь, когда захочешь, я подожду.

В завершение договора Прохор взял девушку за плечи, она не отстранилась, тогда он осторожно обнял ее, прижав к груди, и улыбнулся, ощутив, как ее горячие руки обхватили его выше пояса. В ту же секунду вспомнил: когда увидел найденку на снегу в крови, когда понял, что живая она, его сердце подсказало то, что в свое время услышал Сергей. Знать, так тому и быть.

* * *

Кабинет венгра выдержан в тонах красного дерева, как мебель, немного мрачновато, по мнению Марго, которое она из деликатности не высказывала. Надо сказать правду: шику мрачность не мешала. Мебель резная и необыкновенной красоты, ковер от арабских мастеров в извилистых узорах, картины в дивных рамах, но главное преимущество кабинета — он располагал к беседам по душам. Графиня Ростовцева, ценившая Медьери за безупречный вкус и обожавшая живопись, сегодня не задержала взгляда ни на одной из картин-миниатюр. Она сразу проследовала к канапе, взяв себе право выбрать место для переговоров, мужчины прошли за ней к креслам.

— Итак, князь… — заговорила она первая, садясь.

— Простите, мадам, я принц Чаннаронг, — мягко и бесстрастно поправил ее тот. — Других имен у меня нет.

— Стало быть, Сиам не выдумка?

— Сиам, сударыня, моя настоящая жизнь.

— Но все считают вас погибшим, крестный тоже. Как так получилось? Вы специально слух пустили, будто погибли?

Чаннаронг говорил сухо, скупо, словно речь шла о малознакомом человеке, а к нему лично его рассказ не имел отношения:

— Вы уже знаете, в каком положении я очутился в Петербурге: чтобы выжить, пришлось поступить на службу и тотчас отправиться на Кавказ, который кишел абреками. Я успел позаботиться о ребенке и уехал, но в первом же бою был тяжело ранен, а те, кто сражался со мной, подумали, что убит. Подобрали меня враги, подлечили ради выкупа. Помните, как у Толстого? Вот. Я оказался на месте Жилина с колодкой на ноге и в яме, рассказ прочел недавно, но он живо вернул меня в плен почти двадцатилетней давности…

Выкуп заплатить Мирон не мог — денег не имел. Матушке написать о своей беде? Но отец почту проверял лично, письмо от сына непременно прочел бы, а о том, что матушка могла получать корреспонденцию на почте, у них не было уговора, но главная причина не в этом.

— Допустим, написал, а матушка-то княгиня, выкуп вырос бы до небес. Отец все равно узнал бы, а мне этого не хотелось. Молодость упряма и самонадеянна, я набирался сил и ждал момента, чтобы бежать. Не успел, меня продали турку, так я попал на юг Турции, вскоре турок перепродал меня арабу-негоцианту. И князь Мирон Соколинский, аристократ, потомок Рюриков, стал бесправным невольником с кандалами на ногах, а потом моряком на трехмачтовой шхуне, которую купил араб для перевозки грузов.

— Рабство? — поежилась Марго. — Неужто оно существует?

— В самых крайних формах, мадам, — утвердительно кивал Чаннаронг. — За всю историю человечества люди не научились человечности, они охотней учатся жестокости, презрению, наслаждению, причиняя другому боль и унижая.