За два дня Атанаис задремала лишь однажды — на рассвете, и ей почудилось, что Ишмерай зовет ее, испуганно, умоляюще, отчаянно. Но голос Акила, мягким ночным прибоем накрывший ее, показался ей слабым, глухим и едва слышным. Он говорил с ней, а она говорила с ним.
— Тебе больно, Акил?
— Очень больно, Атанаис. Где ты?
— Далеко.
— Я найду тебя.
— Мы можем более никогда не встретиться.
— Мы вернемся в Архей. Все вместе. Я найду тебя.
Атанаис не знала, сон ли это или Акил с Ишмерай говорили с нею наяву, но она чувствовала, что пока они говорят с ней, они живы.
— Ключи у того рышего, — прервала ее размышления одна из женщин, указав на молодого рыжеволосого мужчину.
Весь пояс его громыхал от связок тяжелых ключей. Молод, и глаза его были столь же невинны, каким бывает апрельское небо.
«Уж его, — подумала Атанаис, наполняясь надеждою, — окрутить будет несложно».
На привал они остановились недалеко от небольшого озера, и женщинам позволили отмыть грязь и кровь. Их не избавили от цепей, но у них появилась возможность размять мышцы, и Атанаис была рада этому, но вымыться как следует не удалось — за нею наблюдало три десятка злобно улыбавшихся мужчин. Когда она укрылась поглубже в зарослях камыша, чтобы худо-бедно обмыть плечи и грудь, за спиной раздался густой шелест, и перед ней возникла смрадная громадина жира и мышц. Она шумно дышала и что-то жадно сбивчиво рокотала, хихикая и рыча.
— Что вам нужно?! — воскликнула девушка, отскочив. — Уйдите прочь!
Но мерзавец надвигался на неё черной тучей, широко расставив руки.
— Не подходи! — выдохнула Атанаис и упала в воду.
Цепи на ее ногах и руках, перевязанные между собою, не позволяли ей быстро двигаться, и девушка, то падая, то вновь поднимаясь, осознала, что она скоро будет схвачена. Тогда она остановилась и выдохнула:
— Не подходи, иначе я зарежу тебя.
Но слова, сказанные человеку, который говорил на другом языке, растворились в ночи.
Он схватил ее за волосы и выволок на берег. Атанаис кричала от боли, отбивалась и звала на помощь, но никто не шелохнулся, чтобы помочь. Кто-то равнодушно наблюдал за происходящим, кто-то довольно потирал руки, становясь в очередь, и девушку впервые за несколько дней захлестнул оглушающий ослепляющий безнадёжный ужас.
Тогда она медленно подняла юбку, обнажив длинную белую ногу. Враг её удовлетворённо замычал, решив, что она сдалась, и начал торопливо расстёгивать штаны. Но, увидев, как в свете луны холодно сверкнуло лезвие длинного кинжала, спрятанного за ремнем на ее бедре, он отпустил ее, застыл и угрожающе зарычал.
Когда же он кинулся к ней, девушка взмахнула кинжалом, и из ноги его хлынула кровь. Вся толпа его товарищей оглушительно рассмеялась.
Тот же рассвирепел, выбил из ее рук кинжал и наотмашь ударил пленницу по лицу. Вскрикнув, Атанаис рухнула на землю, стараясь подняться на ноги, но земля закружилась под ней, придавив её. Она всегда была послушной девочкой, её никогда не били, не ругали, боготворили, обожали и всегда носили на руках. Поэтому этот удар пригвоздили ее к земле не только болью, но и силой унижения.
Её перевернули на живот, и Атанаис догадалась, что мужчин было уже несколько. Ее лбом прижимали к земле, ее ноги широко раздвинули и держали, и она услышала треск разрывающейся ткани. Они рвали подол ее платья, и девушка закричала, надрывно, во всю силу лёгких.
Вдруг раздался бешеный стук копыт, молнией сверкнула плеть и громыхнула громом. Злодеи закричали и перестали удерживать её. Следом за плетью зазвенела цепь, и кто-то задушено закричал. Атанаис, тяжело дыша, с трудом поднялась на четвереньки и обернулась: на троих ее мучителей сыпались удары плети и цепи. Одежда повисла на них окровавленными лохмотьями, и все они молили остановить удары.
Вокруг горделиво гарцевал конь, а на коне восседал их сероглазый главарь, свирепо выкатив глаза и что-то ожесточенно говоря сквозь плотно сжатые зубы. Он сыпал на них всё больше ударов. Наконец, когда все трое в изнеможении пали на землю, тихо постанывая, главарь спрыгнул с коня, что-то сказал и плюнул. Подбежало несколько солдат и уволокло избитых прочь.
Тогда главарь подошел к Атанаис и протянул ей руку. Та, поколебавшись несколько мгновений, взялась за нее правой рукой и поднялась. Главарь усадил её рядом с костром, взял небольшую лохань, намочил в ней белую тряпку и потянулся к лицу Атанаис. Девушка отшатнулась, держа голову гордо и непоколебимо. Тогда он спокойно швырнул тряпицу ей, и девушка прижала её к кровоточащему носу.
Атанаис тряслась, не в силах успокоить свой ужас. Она затравлено глядела по сторонам, думая только о том, что больше никогда не должна была плакать. Из-под ворота выбилась серебряная цепочка с крестом. Главарь взял крест пальцами и внимательно поглядел на него.
— Кристиан! — вдруг сказал он и его ледяные глаза смягчились довольным блеском.
— Что?! — еле слышно выдохнула Атанаис, съежившись под очередным страшным словом.
— Веруешь, — вдруг четко спросил он, указав на её крест, и сердце девушки забилось быстрее: этот жесткой бездушный варвар мог немного говорить на её языке!