Наследница по кривой

Впрочем, и Матиасу оказалось нетрудно убедить сестру в том, что она ошиблась. Вероятно, девочка уважала мнение брата намного больше, чем мое. Матиас говорил весьма убедительно. Одно лишь обстоятельство несколько умаляло искренность его слов: каждый раз, когда он уверял Тиффани, что между мной и ним никогда ничего не было, его глаза с беспокойством устремлялись в мою сторону. Как у виноватого парня, которого застукали с другой женщиной.

Я была очень хорошо знакома с этим выражением лица. Частенько видела его на физиономии Эда.

— Ладно, ладно! — фыркнула Тиффани после пятиминутной речи брата. — Выходит, я была не права. Напридумывала черт знает чего. Ну убейте меня!

Я же говорила, очаровательное дитя.

Похоже, ждать от Тиффани извинений за такой пустяк, как обвинение в тяжком преступлении, бесполезно.

Пока Матиас убеждал сестрицу, я начала сомневаться. А что, если Тиффани почти права? Но только это были не мы с Матиасом, а Матиас и Барби.

Барби могла притвориться, что в понедельник в агентстве она видела Матиаса впервые в жизни. Но вдруг она хорошо его знает? Настолько хорошо, что согласилась помочь в небольшом затруднении.

Если рассказ Тиффани о ссоре отца с сыном правдив, то у Матиаса был сильный мотив для убийства. А Барби — что греха таить — не остановится ни перед чем, лишь бы заарканить парня с деньгами. Барби могла соблазнить Эфраима Кросса и, втеревшись к нему в доверие, заманить в парк Чероки. Где собственный сын его и застрелил.

От этой мысли я похолодела.

И все же так могло быть. От дома Матиаса до парка Чероки рукой подать, ближе, чем от моего жилища. А если Барби знала наперед, что ее отношения с Эфраимом Кроссом закончатся убийством, она могла с самого начала назваться вымышленным именем. Ну, например, Скайлер Риджвей.

Неплохо звучит.

По словам Гласснера, «лютик», кем бы она ни была, познакомилась с Кроссом всего за три недели до его смерти. Столь непродолжительное время даже тупица Барби могла легко дурачить мужчину.

Идем дальше: у Барби был доступ к моему личному делу. Джарвис не запирает шкаф с папками. Барби ничего не стоило узнать номер моей социальной страховки и продиктовать его Кроссу. Она также могла выкрасть воспитательную фотографию из моего бумажника в прошлую пятницу, а потом солгать, что никогда ее не видела.

Я сжала рукой горло. Как ни крути, но заговорщики Матиас и Барби должны были с самого начала позаботиться, чтобы подозрение пало на меня.

Пока эта версия не пришла мне в голову, я понятия не имела, сколь мне дорог Матиас. Но, сидя в его захламленной комнате и слушая, как он увещевает Тиффани, я вдруг поняла, что обманываю себя. Напрасно я тратила время, прикидывая, влюблена в него или нет. Влюблена, да еще как. Потому что подозрения, павшие на Матиаса, вызвали у меня почти физическую боль. Мне едва не стало дурно.

Я не хотела верить в виновность Матиаса, но факт оставался фактом: у Барби не хватило бы мозгов самой выдумать такой план, ей непременно потребовалась бы помощь. Боже, возможно, он собственноручно написал ту записку, которую Тиффани ему отдала. Я услышала, как он говорит:

— Тиффани, я передам эту записку в полицию.

Это привлекло мое внимание. Я резко подняла голову и с испугом уставилась на Матиаса. Но тут же сообразила, что он лжет. Во время разговора с сестрой Матиас даже не потрудился держать записку за уголки. И теперь он заявляет, что передаст улику властям? С собственными отпечатками пальцев?

Как же.

Сложив записку, Матиас сунул ее в задний карман джинсов.

— Предоставь мне заняться этим делом, ладно? — обратился он к Тиффани. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Матиас весьма убедительно смотрелся в роли заботливого старшего брата. И все же я сомневалась. А может, он заботится в первую очередь о себе?

Кроме того, если бы Матиас искренне тревожился за Тиффани, то первым делом отвез бы ее в приличный косметический магазин. И к более консервативному ювелиру.

В этой квартире я не задержалась ни одной лишней секунды, уверена, даже поставила мировой рекорд в беге на короткие дистанции. Жаль, что рядом не случилось никого с секундомером. Как только Матиас закончил отчитывать сестрицу, я сорвалась с места и пулей вылетела за дверь.

— Что ж, спасибо, именно за этим мы и приходили, — выдохнула с порога, и меня словно ветром сдуло.

На обратном пути Тиффани призналась:

— Хорошо, что мы навестили Матиаса. Потому что теперь я вам верю. Обоим. Честно. Матиас убедил меня.

Когда она произнесла эту фразу в десятый раз, я забеспокоилась. Тревога моя лишь возросла, когда Тиффани заявила:

— Правда, Скайлер, вам с Матиасом не о чем волноваться. Теперь я понимаю, что у меня просто крыша поехала.

Возможно, Матиас все-таки не достиг цели? Уж слишком легко Тиффани согласилась с его доводами. Я могла ошибаться — и надеялась, что ошибаюсь, — но мне почудилось, что пройдет очень немного времени и Тиффани все-таки захочет рассказать кому-нибудь о найденной ею записке. Кому? Любому, кто согласится слушать.

И тогда нас с Матиасом привлекут за сокрытие улик.

А может быть, и за что-нибудь похлеще.