Наследница старой башни

Перерыв был довольно длительный. Леста успела принести полноценный обед, тщательно выспросить у меня, что и как было в зале. Саму ее не допустили, так как мест для высокородных зрителей и так не хватало.

-- Я, госпожа Любава, сперва в дверях стояла, а потом люди-то подходили и подходили, так меня и вытеснили.

После отдыха все началось по новой. Дослушали еще какие-то неважные показания свидетелей со свадьбы. А вот потом герцог удивил всех. Довольно громогласно он сказал:

-- Приглашается новый свидетель, Седрик фон Роше.

Место перед судейским столом занял сенешаль его собственного замка и его светлость начал задавать вопросы. Сперва все шло традиционно. Свидетель представился, назвал свой титул и свою должность. В зале началось перешептывание, люди не понимали, зачем здесь присутствует служащий герцога. Еще более странным показался вопрос его светлости:

-- Скажите, Седрик фон Роше, когда вы впервые в жизни увидели баронессу фон Розер.

Сенешаль подробно рассказал, как ездил ко мне в башню с его светлостью и покойной графиней, чтобы подписать документы. Следующий вопрос звучат так:

-- Когда баронесса Розер выиграла пари, чем она была награждена?

-- Вы, ваша светлость, вознаградили госпожу баронессу одним из четырех ювелирных наборов, что привезли с войны, – голос сенешаля звучал твердо и уверенно, а поскольку это была новая и непонятно к чему ведущая информация, то все шепотки среди зрителей стихли. Слушали господина фон Роше очень внимательно.

-- Сенешаль, вы хорошо знаете, как выглядели эти наборы? – герцог по-прежнему задавал непонятные вопросы, и зрители боялись пропустить хоть слово: все чувствовали, что сейчас произойдет что-то неожиданное.

-- Прекрасно знаю, ваша светлость. Они длительное время все четыре были под моей ответственностью и хранились к в казне замка.

-- Сенешаль, можете подробно описать украшения, которые достались баронессе Любаве фон Розер?

-- Массивные золотые серьги в форме фантазийного цветка с рубинами, крупная брошь-цветок, семь шпилек, головка каждой из которых украшена таким же цветком, но меньшим по размеру, – подробно перечислил сенешаль.

-- Седрик фон Роше, оглядите всех присутствующих здесь, нет ли на ком-нибудь этих драгоценностей.

Я всегда говорила, что самообладанию моей сестрицы можно только позавидовать. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда сенешаль кивнул головой в ее сторону и сказал:

-- На этой даме почти все драгоценности их того набора. К сожалению, не могу сосчитать, все ли семь шпилек находятся в ее прическе. Но остальные предметы вы, ваша светлость, преподнесли в качестве награды баронессе Любаве фон Розер.

-- Думаю, ваша светлость, этот человек что-то путает, – Белинда стояла, трогательно прижав руки к груди, и по ее щеке катилась одинокая слеза. – Этот набор подарен мне моим дорогим покойным мужем в знак благодарности за рождение наследника! Я уже говорила об этом, и мать Селиора подтвердила мои слова.

Тут произошла некоторая заминка, потому что у матери Селиоры сдали нервы. Ее перехватила в дверях охрана герцога. Поднялась некоторая суматоха, но гвардейцы герцога очень быстро утихомирили всех. После этого герцог вызвал меня.

Я встала перед столом, за которым сидел его светлость между четырьмя членами жюри. Меня слегка потряхивало от волнения и страха. Герцог потребовал, чтобы я рассказала, как именно сложился этот брак.

Запираться я не стала. Подробно рассказала о первом визите покойного барона, о том, как он показал мне документ о разводе, о том, как он шантажировал меня и добился согласия:

-- Покойный барон Варуш объяснял вам причину развода?

-- Да, ваша светлость. Он сообщил, что длительное время не делил постель со своей женой из-за сильной болезни, а потом обнаружил ее в интересном положении. Точно зная, что это не его ребенок, он обратился в храм.

-- Вы помните, госпожа баронесса, чьи подписи стояли под документом?

-- Разумеется, ваша светлость. Там были подписи отца Инкиса и матери Селиоры.

Тут Белинда вскочила со своего места и, заламывая руки, начала причитать:

-- Господин герцог, почему вы позволяете этой преступнице порочить мое доброе имя! Здесь, в наследном замке моего сына, меня, женщину, потерявшую любимого мужа, обливают такой грязью и наносят урон репутации! Я просила у вас защиты и правосудия ваша светлость, а вы позволяете … – она закрыла лицо руками и тихо заплакала.

В зале поднялся гул. Довольно неожиданно из толпы поднялся незнакомый мне мужчина, очень пожилой, почти старик. Он поднял руку, призывая к молчанию, и шепотки вокруг стали стихать. Чей-то голос у меня за спиной торопливо произнес:

-- Тихо ты, болтушка. Барон Казимо будет говорить!

Более или менее затихший зал слушал, как старик, откашлявшись, задал герцогу вопрос:

-- Ваша светлость, почему вы допускаете такое поношение титула и имени бедной вдовы?

Неожиданно герцог встал со своего места, тяжело оперся обеими руками о стоящий перед ним стол и громогласно заявил: