Наследница старой башни

-- Почтенный барон Казимо, я попрошу вас взять книгу в руки и зачитать всему залу, какие строки, милостью Вседержителя сохранились и проявились.

Это был очень хороший ход. И барон Казимо, который днем раньше осмелился публично возражать герцогу, собираясь защищать беззащитную вдову Белинду фон Розер, повернувшись лицом к залу начал зачитывать:

-- В лето от рождества Вседержителя тысяча семьсот сорок восьмое я, старший настоятель храма Господня, отец Инкис, волею Вседержителя венчающий браки, пишу документ этот…

Барон Казимо зачитывал тот самый пропавший документ о разводе Варуша и Белинды. В зале вновь поднялся гул, книгу отдали в руки членами жюри, чтобы они смогли прочитать сами и убедиться, что текст озвучен правильно. И герцог, усевшись на свое место, спросил:

-- Мать Селиора, как осмелились вы нарушить клятву, что давали на священной книге? Подпись ваша видна отчетливо, и сомнения в лжесвидетельствах нет ни у кого.

И члены жюри, и группа поддержки во главе с бароном молча кивали головой, подтверждая правоту слов его светлости. Белинда тихо плакала на своем стуле. В этот раз, кажется, совершенно искренне.

А я, чувствуя сильное облегчение, с удивлением разглядывала побледневшего и странно засуетившегося отца Сиберо. Интересно, что его так взволновало?

Глава 50

Даже когда я стану беспомощной старухой, я буду с содроганием вспоминать все эти дни судебных разбирательств.

Через десять дней, когда все уже закончилось, и за окошком кареты проплывали пасторальные и умилительные пейзажи, я все еще не могла сбросить с себя гадостные и липкие впечатления. Элли, тонко чувствующая мое настроение, ластилась ко мне котенком и без конца теребила, задавая вопросы и на ходу придумывая, какие еще наряды нужны для ее куклы. Она радовалась, что мы возвращаемся в нашу любимую башню и на полном серьезе обсуждала со мной цветочные посадки на ее персональной клумбе. Все это успокаивало меня лишь частично…

История, которая медленно, со скандалами и неожиданными открытиями, развернулась передо мной и остальными зрителями, началась много-много лет назад.

Жили-были две двоюродные сестрицы. Одну из них звали Лиссон, а вторую Ангела. Жили сестры мирно и были крепко привязаны друг к другу. Между родителями их тоже не было обид, поэтому девочки по очереди гостили то в одном, то в другом доме. Бывало, Лиссон пару недель жила в семье родителей Ангелы, случалось и наоборот. А потом между семьями вспыхнул серьезный скандал. Выяснилось, что Ангела в положении. Мать ее кричала и обвиняла свою родственницу в недосмотре, та защищалась, оберегая честное имя своей дочери. И семьи рассорились.

Кавалера себе Ангела выбрала сильно неподходящего. Беспутный рыцарь хоть и обещал жениться и покрыть грех, ежели что, немедленно сбежал из города, как только услышал от рыдающей девицы новость. Прикрыть такой грех от сурового мужа мать Ангелы не смогла.

Разозленный папаша отправил блудницу в монастырь, где она через четыре месяц родила мертвого ребенка. Сколько мать ни валялась в ногах у отца, но забирать дочь домой он не позволил, чтобы не позориться перед соседями. Через год жизни в суровых условиях Ангела приняла постриг и стала чернавкой: заняла в церковной иерархии самую нижнюю ступеньку.

Чернавками называли в монастырях женщин и девиц, принятых туда без приданого и не имеющих шансов продвинуться по карьерной лестнице. На них была самая грязная и тяжелая работа. Гораздо удачнее сложилась судьба Лиссон. Через два года после скандала вышла она замуж за небогатого дворянина. И пусть не нажила добра за время замужества, зато родила дочь красавицу и мирно вырастила ее до двенадцати лет. К двенадцати годам Белинды матушка ее, госпожа Нюре, осталась почтенной вдовой, хранящей в глубокой тайне от всей семьи один свой поступок.

Будучи по характеру девушкой решительной и любящей свою сестру, выбрала она время между последними днями своего девичества и замужеством, выпросила у родителей благословения на поездку к святым местам. Пусть и нехотя, но родители согласились. Путешествовать она должна была с группой паломников под руководством пожилой почтенной соседки-баронессы, которая хотела помолиться о даровании своей дочери мужа. Так все удачно и сложилось: родители отпустили Лиссон.

Как уж там и что случилось, сейчас доподлинно узнать невозможно, но через десять дней от начала путешествия оказалась девица Лиссон в том самом монастыре, где проливала слезы ее непутевая кузина. И все бы ничего, но привезла она с собой и оставила в качестве приданого в монастыре украденный мешочек с деньгами – половину своего собственного приданого.

При прощании бывшая Ангела, а теперь – монашка Селиора стояла перед сестрой на коленях, целовала ей руки и обещала молиться за нее всю оставшуюся жизнь. Этот самый вклад, внесенный в монастырь как ее приданое, давал монашке возможность не только отмолить свои грехи, но и начать какое-никакое продвижение по карьерной лестнице.