Наследство последнего императора. 2-я книга

Словно со сна, Демидова медленно хлопала глазами и вдруг закричала так, что вздрогнули даже всегда невозмутимые латыши, которые за последние годы привыкли убивать так же спокойно и основательно, как привыкли пахать или убирать ячмень или рожь дома у себя где-нибудь в Курземе:

– Я жива! Я не умерла! Меня Бог спас! Слава Тебе, Господи! – и перекрестилась, шатаясь.

Голощёкин ошеломлённо уставился сначала на Демидову, потом на Юровского, а тот вопросительно – на Медведева.

– Это что? – спросил Голощёкин, выпучив глаза.

Начальник охраны Павел Медведев молча показал пальцем на Демидову одному из латышей. Тот неторопливо подошёл к горничной, вырвал у неё из рук подушку и отшвырнул в сторону. Потом, так же, по-крестьянски не спеша, снял из-за спины винчестер со штык-ножом и размахнулся, целя Демидовой в грудь. Но она с неожиданной силой схватилась за штык обеими руками. И крепкой, такой же крестьянской хваткой держала штык, несмотря на то, что из её порезанных ладоней хлынула кровь.

Латыш попытался вырвать винчестер у Демидовой, но она не выпускала.

Подошёл другой латыш, взял свой винчестер за ствол, размахнулся…

– Ха! – громко выдохнул он, словно всадил топор в полено. И одним ударом приклада разбил Демидовой череп. Поднял с пола её подушку и долго, тщательно и аккуратно вытирал углом подушки приклад винчестера.

– Что это было? Почему? – спросил Голощёкин.

– Пух, перья, – пояснил Медведев. – Пуля и железо пробивает, а в подушке или в перине может застрять.

Пульс у Демидовой Франц Иосифович проверять не стал и только кивнул Голощёкину. Снова вернулся к Татьяне, взял её руку, и тут девушка слегка шевельнулась. Доктор отскочил, как ошпаренный, и оглянулся на Голощёкина.

– И эта ещё здесь? Не желает уходить… – Голощёкин дал знак латышу, который добил Демидову. – Ну-ка, дорогой товарищ, отправь её по адресу!

Тот размахнулся винчестером, хакнул и с размаху ударил Татьяну штыком в грудь. Но, к его изумлению, штык не пробил тело девушки. Он хакнул ещё раз, ударил сильнее, но Татьяна только слегка вздрогнула и тихо простонала.

– Чёрт знает что такое! – возмутился Голощёкин. – Что у вас за штыки, братья-латыши? На помойке нашли? Почему нет надлежащего ухода за оружием? Наверное, сто лет не точили!..

К Татьяне подошёл Ермаков. Револьверы свои он уже перезарядил и, ни слова не говоря, добил девушку одним выстрелом в голову.

– А что эта? – спросил он у доктора, который держал руку Марии.

Франц Иосифович с сомнением покачал головой. И Ермаков выпустил две пули в голову Марии – в лоб и в темя.

– Ну вот, порядок! – удовлетворённо произнес Ермаков. – Остальные? Пацан и девка. Что там?

У Анастасии и Алексея пульс не прощупывался. Но Юровский, на всякий случай, приставил к голове наследника маузер, нажал на спуск. Курок щёлкнул, выстрела не последовало.

В этот момент раздался зычный голос Голощёкина.

– Погружать! – загремел он. – А здесь, – обратился он к Кудрину, – всё замыть, зачистить, чтобы никакого следа – чище, чем было!

– Есть, товарищ военный комиссар! – вытянулся Кудрин.

Солдаты внесли носилки – простыни из постелей Романовых, привязанные к тележным оглоблям. Принялись выносить трупы по одному и сваливать в кузов грузовика, который заехал во двор.

Охранники выносили трупы медленно, останавливаясь на каждом шагу, будто для передышки. Начало светать. В сумерках раннего утра Юровский увидел, как один солдат снял с руки императора золотые часы, другой вытащил из кармана его гимнастёрки золотой портсигар, третий внимательно изучал бумажник Боткина. Ещё один охранник, спрятал за голенище сапога серьги, которые он сорвал у царицы с ушей прямо с мочками.

– Слышь, – сказал один охранников фамилией Мишкевич и хихикнул. – А я царицку-то пощупал.

– И что? – спросил напарник.

– Тёплая ещё… Теперь и помереть спокойно можно. Царицку!

И тут раздался разъярённый голос Юровского.

– Отставить носить! Всем – шагом марш в караульную!

Там он приказал построиться и сказал:

– Так, сынки. Всё, украденное у покойников, – на стол. Немедленно! Или будет личный досмотр. У кого найду хоть царскую пуговицу, расстреляю на месте вот этой рукой! Даю на размышление десять секунд. Всё понятно?

– Всё, всё понятно, – заголосили все сразу. – Так мы разве?.. Так мы ж ништо!..

А Мишкевич заявил:

– Так мы, товарищ командир, на хранение… Чтоб не пропало что по дороге… А потом вам отдать!.. Чтоб вам не искать. Вот! – он выложил на стол золотой портсигар.

Скоро на столе образовалась горка часов, колец, брошек, золотых цепочек.

– Всё? – спросил Юровский.

– Всё, товарищ командир, всё отдано… Да разве же мы…

– За работу! – приказал Юровский.

И тут он услышал сдавленный женский крик. Юровский бросился во двор и к автомобилю.

– Что тут? – запыхавшись, спросил он у Кудрина. – Я слышал крик.

– Ожила эта… ну, младшая… Анастасия, что ли, – ответил обескураженно Кудрин. – Толстенькая.

– Да, – тупо сказал Юровский. – Толстенькая. Анастасия.