Наследство последнего императора. 2-я книга

– Зарылся я в сено. А оно тёплое! Как в тёплой ванне лежу, такое блаженство, – он ухватил на вилку сразу два куска маринованной стерляди. – Хозяин, видно, лодырь несусветный – тогда мне подумалось. Сено не досушил, оно и подгорало, отсюда такое тепло. И, знаете ли, разлёгся я, как падишах на подушках, и проспал рассвет. А с рассветом хозяин меня и выковырял вилами…

Он бросил короткий взгляд на Сергеева. Тот слушал с чрезвычайным вниманием.

– Знали бы вы, коллега, кем он оказался – хозяин.

– И кто же? – спросил Сергеев, предчувствуя неожиданность.

– Вепрев Тимофей Иванов.

Следователь Сергеев выпучил глаза.

– Неужели? Тот самый?

– Именно. Душегуб. Знаменитая «жертва царского режима», как назвал его гражданин-товарищ Керенский в бытность свою министром-председателем.

– Тогда Керенский был только министром юстиции, – машинально уточнил Сергеев. – А как же потом?

– А дальше…

Это было очень громкое дело, от которого вздрогнула в своё время не только Сибирь, но и Россия. Крестьянин села Растегаево Пермской губернии совершил преступление, подобные которым изредка случались и раньше в сибирской глуши, да и не только в ней. О них судачили крестьяне, иногда преступника преследовала судебная власть и доводила его до каторги. Но чаще слухи не расходились вширь, власть ими не интересовалась, особенно, если подобные дела проходили мимо газет. Церковь от таких событий обычно держалась в стороне, и потому преступления, за которые самым гуманным наказанием могла быть публичная смертная казнь с колесованием, считались в сибирской глуши хоть и неприятным, но вполне возможным и даже естественным явлением. Как гром с дождём. Но, попав в газеты, оно взорвало сознание читающей публики.

Крестьянин Тимофей Вепрев изнасиловал и зарубил топором пятерых своих дочерей. Начал со старшей, которой было семнадцать лет, и закончил шестилетней младшей. Изнасиловав на глазах у девочек одну и расколов ей голову колуном, он принимался за другую. Жене, пытавшейся ворваться в залитую кровью избу, где визжали и ревели обезумевшие девочки, он размозжил череп, она рухнула на пороге, а вскоре всё в избе затихло.

Из соседей одни особенно не обеспокоились, другие постарались ничего не услышать. Тем более, жил Вепрев на выселке, своим хозяйством. Бил он и раньше своих до крика, но и тогда, как и сейчас, влезать в чужие семейные дела никто не хотел.

К вечеру Вепрев расчленил все трупы и бросил свиньям. На третий день дальний сосед гнал в лес корову и, проходя мимо вепревской избы, поинтересовался у хозяина, что это его баб не слышно.

– Иль сбежали куда?

– А но и сбежали, – равнодушно ответил Вепрев. – Как ушли в лес грибы драть, так, почитай, третий день гуляют. Ужо найдут у меня.

– Как бы хозяин27

их там не задрал, – обеспокоено сказал сосед.

– А но и задрал, – согласился Вепрев. – Задрал, должно быть, раз не идут. Сами напросились.

Сосед постоял, посмотрел на небо.

– Дожжить-то начинает?

– А но начинает, – отозвался Вепрев, хотя на небе не было ни облачка.

И глянул на соседа таким страшным зраком, что у мужика сердце упало ниже штанов. Немилосердно нахлёстывая корову хворостиной, он рысью погнал её в лес.

И всё бы ничего, тишина, но слушок пополз, что у Тимофея Вепрева бабы сначала орали, а потом одна за другой затихли и пропали насовсем. Не иначе, как порешил их хозяин. И, непонятно как, но дополз слух до Перми, до какого-то шустрого еврейского газетного писаки. Тот появился в селе, что-то нанюхал, уехал и тиснул: «Ненасытный Вепрь из Растегаева!»

Губерния содрогнулась, в село нагрянуло следствие, долго всех опрашивали, долго искали и ничего не нашли. Свидетелей, конечно, тоже.

– Нет тела – нет дела, – уныло бормотал судебный следователь Соколов, садясь в дрожки, как вдруг взгляд его единственного глаза упал на открытый свинарник. Его поразили не ужасная грязь и вонь – с дюжину огромных свиней топтались по брюхо в дерьме, – а их необычно зверский вид и хищные взгляды, которые свиньи бросали на следователя. Ещё больше – какое-то странное и страшное их сходство с хозяином. «Будто с одного стола жрут», – подумалось ему. Словно электрическая искра треснула в мозгу Соколова. Он соскочил с коляски.

Приказал мужикам убрать свиней из хлева и раскопать его, а потом чуть ли не руками перебрать все дерьмо. Через час обнаружилась часть скелетированной детской кисти, на которой сохранились косточки четырёх пальцев.

Вепрев заревел на весь лес, звериным визгом отозвались свиньи. Душегуб надвинулся на Соколова, вращая над головой пудовым колуном.

Помощники Соколова оказались проворнее. В две секунды Тимофей Вепрев, оглушённый, но не потерявший окончательно сознания, валялся на земле, скрученный вожжами.