Наследство последнего императора. 2-я книга

Судебный процесс затянулся до бесконечности. Присяжные заседатели требовали неопровержимых улик и доказательств, но ни одно их не убеждало. Убедила выстроенная линия защиты – из столицы ради Вепрева, а на самом деле, ради известности, приехал сам Карабчевский, знаменитый адвокат, состоявший до 1905 года под негласным надзором полиции. Главный аргумент защитника сбивал с ног: дескать, Вепрев никогда не совершил бы ужасного преступления, если бы он не был столь набожен! Слишком много религиозного опиума поглотил несчастный Вепрев. Чересчур усердно читал Ветхий Завет, а там сплошной разврат, содомизм и кровосмешение – по-научному, инцест – чуть ли не на каждой странице.

Священство, как всегда, отмолчалось, хотя аргументы защиты были вопиющим святотатством. Публика вслед за прессой, сочла, что против такого, убийственной силы, аргумента поставить нечего. Выходило, что подстрекателем к убийству оказалось Святое Писание. А если уж всё додумывать до конца, то, определённо, виноват в преступлении страшного душегуба сам Господь Бог.

Уходил 1916 год. Тогда уже подобное направление общественного мнения всем стало казаться вполне естественным и никого не удивляло. А там наступил и 1917-й, совершилась «лучезарная» Февральская революция, которая на самом деле была почти такой же кровавой, как и Великая Французская полтора века назад. И, по циркуляру министерства юстиции, подписанного Керенским, Вепрев и тысячи таких же душегубов были освобождены, как жертвы царизма.

Разомлев на подгорающем сене, Соколов проспал рассвет. И проснулся только тогда, когда почувствовал, что в горло ему упирается что-то холодное, железное и страшное – крестьянские вилы.

Увидел он перед собой физиономию Вепрева, заросшую чёрной волоснёй. И решил, что он уже в аду.

Соколова затрясла крупная дрожь, протез вывалился из глазницы, но Вепрев, перехватив вилы одной рукой, другой ловко подхватил стеклянный глаз и опустил себе в карман армяка. Потом подумал и неожиданно откинул вилы в сторону. Сел напротив Соколова и молча стал смотреть на него, с удовольствием ощерясь.

– Ну, што, хе-хе, следатель? Чего делать-то с тобой таперича?

Соколов продолжал трястись и вдруг выкрикнул:

– Глаз отдай! Сейчас же!

Вепрев опешил от неожиданного приказа, послушно вытащил протез из кармана, обтёр стеклянный шарик о штаны и подал Соколову. Тот выхватил протез и крепко зажал в правой ладони. Соколов никак не мог справиться с трясучкой, лицевые мышцы судорожно дёргались в разные стороны, отчего даже Вепрев слегка оробел. Таких страшных рож ему ещё не доводилось видеть.

И потому душегуб на всякий случай чуть отодвинулся. Потом снова ощерился.

– И как ты, следатель, тогда-то всё угадал? Правильно хотел меня на каторгу угнать… Дак вишь, я перва жертва царского царизьма.

– Душегубец ты, а не жертва! – с ненавистью крикнул Соколов.

Вепрев ухмыльнулся и продолжал с любопытством рассматривать Соколова. Так волк глядит на затравленного и внезапно осмелевшего перед смертью зайца.

– Так что ж, – хмыкнул Вепрев. – Я, положим, душегубец, а вы все кто? Лучше?

– Не твоё собачье дело, лучше мы или хуже, – отрезал злобно Соколов. – Главное, что мы люди, а ты – нет.

Вепрев покачал головой, словно в укоризну, и сказал:

– Сижу вот и не знаю, что ж такое сотворить с тобой, – почесал он чёрную кудлатую башку. – Свиней уж нет, кормить некого. Да и толку с тебя – вон одне кости клацают. Ни на что ты мне не годен. Ладно… – махнул рукой. – Иди вон, судейский. Иди, иди, што зыришь на меня! Пущаю тебя. Ты всё ж меня до каторги не довёл, хотя и шибко постарался…

Соколов осторожно, боком стал сползать к краю сеновала.

– Погодь! – вдруг рыкнул Вепрев. – Шапчонку-то… шапку кидай сюда! Тебе такая ни к чему.

Шапка у Соколова была хорошая – из неблюя28. Такую отдавать не хотелось, но жизнь дороже.

– А но там красные в селе. Тебя за благородного примут, расстреляют. А без шапчонки ты в самый раз – голь перекатная, никому не нужон29.

Соколов швырнул шапку в морду Вепреву, спрыгнул вниз, подвернул ногу, взвыл, но поднялся и, хромая, пошёл по разбитой и замёрзшей дороге к селу. И едва дохромал до околицы, как наткнулся на двух красноармейцев.

Он остановился, ноги подогнулись, Соколов упал, больно ударившись о мёрзлую дорогу. Один из красноармейцев подошёл и молча поднял его.

– От кого скачешь, старый? – спросил он. – Украл чего? Что там у тебя в руке, покажь.

– Г-г-глазной протез… г-глаз стеклянный, – едва выговорил Соколов.

– А! – понял красноармеец, разглядев пустую глазницу. – Кто гонит-то?

Соколов оглянулся на хутор Вепрева.

– Свиньям душегуб хотел меня скормить, – выдавил он из себя. – Да говорит, радуйся, что сейчас свиней нет.

– Кто? Вепрь? – подошёл второй красноармеец. – Так правду говорят, что он убивец и всю семью свою порешил?

– Правду! Честное слово! А от кары ушёл потому, его Временное правительство выпустило на свободу… Благодари Бога, говорит, что нет сейчас свиней…

– А ну-ка, Григорий, за мной! – скомандовал старший. – А ты иди, старик, иди, – сказал он Соколову. – Не бойся. Он никого больше не тронет.