Наследство с характером

Вонзив нож в полотно, и от души разрезав его по диагонали, я испытала странное ощущение. Вдруг пришло осознание, что всю жизнь я только и делала, что сдерживала себя, стараясь во всем быть хорошей девочкой. Даже когда реально хотелось психануть, у меня просто рука не поднималась разбить попавшуюся под руку тарелку или что-то еще намеренно испортить. Словно стоял внутренний запрет. А тут… меня реально прорвало!

Подрисовав князю усы, а на следующем полотне написав целую кучу гадостей, я незаметно вошла во вкус и на сердце полегчало.

В другой момент, скорее всего, меня уже мучала бы совесть, ведь я портила не абы что, а чужие работы, над которыми люди действительно старались. Но знание того, что князь при желании все вернет в прежний вид с помощью одного заклинания обратимости, авансом отпускало мне грехи и давало волю разгуляться.

Когда с коллекцией было покончено, я только разогрелась и отправилась прямиком в княжеские покои, к которым за последние дни даже успела привыкнуть.

– Помнится, кто-то настаивал на моем переезде, и вот я здесь! А еще придирался к моему гардеробу. Только ваш собственный, Даниил Васильевич, безнадежно устарел. Что, не в курсе? Кто ж сейчас такое носит?  – развеселилась я, разговаривая сама с собой, доставая при этом из гардероба безупречные белоснежные сорочки и отутюженные брюки. – Скучно!

Когда в ход пошли ножницы и мой навык вырезания ажурных снежинок, стало гораздо веселее.

– Вот так, и дырочки аккурат на сосочках. А что? В нашем мире на подиумах и не такое носят. Будете у нас по первой моде, ваше высочество! – рассмеялась я.

Кто бы знал, что порча княжеского имущества доставит столько удовольствия, я бы и раньше отвела душу.

После сорочек дело дошло до брюк. Здесь я тоже решила поизголяться, даже вспомнился момент из старого доброго фильма.

– Легким движением руки брюки превращаются... брюки превращаются… в элегантные шорты!

Когда время подошло к обеду, у меня даже аппетит разгулялся, и я, как ни в чем не бывало, наведалась на кухню к Матрене.

– Какая-то ты сегодня загадочная, Катерина. Только глаза нездорово блестят. Ты у нас случаем не заболела? – сердобольная женщина приложила сухую морщинистую ладонь к моему лбу и, кажется, заподозрила что-то неладное.

– Скорее излечилась, – ответила я несколько резче, чем стоило. – Простите. Просто…

Сказать ей сходу обо всем, из-за чего я такая дерганая, или все-таки сперва как-то невзначай разведать обстановку – на тот момент я еще не определилась. Матрена хоть и вызывала у меня симпатию с первых секунд знакомства, вот только в этом доме, где все как один покрывали Воронцова, доверять на сто процентов я уже никому не могла. Как и управлять всеми этими взбесившимися чувствами, которые неожиданно накатывали, поднимались, подобно неудержимым волнам, и обрушивались на меня со всей силой, трансформируясь из отчаянья и обиды в ревность, злость, ярость, безудержное веселье и обратно.

– Ничего, деточка. С нашим князем действительно непросто, да только с тобой он снова ожил, расцвел будто дым-трава по утру. А сегодня перед отъездом забежал и впервые за много лет на ужин что-то особенное попросил приготовить. Даже улыбаться начал!

– Только ли со мной? А как же другие «гостьи» и госпожа Яблонская? – как-то само собой вырвалось с досадой.

– А ты не уж то ревнуешь? – будто бы обрадовалась старушка, заглянув в мои глаза, но заметив, что мне не до шуток, быстро спрятала игривую улыбку. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Вот еще! С чего бы это мне ревновать своего тюремщика? У него, наверняка, уже на год вперед график попаданок расписан, в то время, как сам князь, ни в чем себе не отказывая, разгуливает непонятно с кем в столице.

– Прознала все-таки… – остановив движение кухонной утвари, которой все это время умело управляла, Матрена присела напротив меня и тяжело вздохнула. – Откуда, даже спрашивать не стану. Я ведь его предупреждала, что не по-людски это. Такие скелеты в шкафу не утаишь. Только об этом вам лучше с Данилой поговорить, он сам все и расскажет, как есть. А ты не серчай на него по чем зря, сперва выслушай. Дело-то молодое.

Молодое, блин! Вот прям слов нет, одни эмоции.

Этого я и боялась больше всего, она даже не попыталась что-то отрицать или как-то выгородить своего любимчика, что означало лишь одно: он действительно виновен по всем статьям и уже не заслуживает моего доверия.

Напоследок старушка неожиданно притянула меня к себе и обняла, как родное дитя, поглаживая по спине. Правда, лучше бы она этого не делала. Потому что, если до этого я еще стойко держалась, то теперь ко всему каламбуру в душе добавились жалость к самой себе и непрошенные слезы. Так я и сбежала от Матрены, даже не поблагодарив, лишь бы не разрыдаться на ее плече.