Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

«Любезный друг! Благодарю вас, что подали мне случай к благодеянию. Посылаю вам 30 рублей. Употребите оные как собственные свои. Сим вечно меня одолжить можете.

Ваш усердный слуга Н. Н.»

Я послал деньги, а он освободился. На сие вчерашнее дело взирая, чувствую внутри богатство сладости, которой единой капли не отдал бы я за 1000 ефимков, а мне она вся стоила только 30 рублей.

Ермолай. Дешевая купля твоя, а иной продает за 30 рублей и целого Христа.

Лонгин. Тем же оком, которым смотришь на вчерашнее время, можно взирать на самые авраамские времена. Павел все прошедшие лета заключает в сем слове (вчера), нынешние – в слове (днесь), а все будущее нарицает веком: «Иисус Христос вчера и днесь, тот же и вовеки».

Если бы сказал – вчера, и днесь, и завтра, сиречь во веки веков. Если кто видит днесь, тот видит и вчера, и откровением единого дня открывается 1000 лет. Она вмещается в одном дне, а день простирается в 1000 лет. Уразумей вечер седьмицы и узришь утро семи тысяч лет. «И был вечер, и было утро, но день один».

Иаков. Может быть, и правда, что тысяча единообразных печатей заключается в одной такой же, а одна расходится в тысячу, и одна глиняная модель скрылась в десяти тысячах сосудов. «Все тем были…»

Афанасий. Каким же образом 1000 лет будет одним днем и вопреки?

Лонгин.

Ох, не любопытствуй. Не все то ложное, что младенческим умам не вместимое. Если не понимаешь, обуздай разум твой в послушание и веруй Петру святому… «Едино же сие да не утаится от вас, возлюбленные, как один день пред Господом, как 1000 лет, и тысяча лет, как день один». Оглянись на псалом 89.

Афанасий. Верую, Господи, что 1000 лет перед очами твоими, как день вчерашний…

Лонгин. Я бы мог тебе сказать и сие, что, если кто единого человека знает, тот всех знает. Один в тысяче, а тысяча, как человек один. Но сие не у нас, но перед Господом.

Афанасий. Ах, перед Господом! Скажи, где перед Господом?

Лонгин. Там, на том мире, на другом свете.

Афанасий. Где же тот второй мир?

Лонгин. Там, где «второй человек – Господь с небес».

Афанасий. А второй человек где?

Лонгин. Там, где второй мир.

Афанасий.

А второй мир где?

Лонгин. Вот где! Послушай Петра святого: «Нового неба и новой земли хотим, по обетованию его, в них же правда живет». Видишь, что второй мир там, где новое небо и новая земля. Они его суть члены.

Афанасий. Где же новое небо и земля новая?

Лонгин. Там, где старое небо и земля.

Афанасий. А старое небо где?

Иаков. Изрядный ты истец: еще нового не сыскал, а старый мир потерял. Старое небо под носом у тебя.

Афанасий. Ведь старое небо и старая земля везде?

Лонгин. Везде.

Афанасий. И нельзя сыскать места, ни на один центр пустого?

Лонгин.

Нельзя.

Афанасий. Все наполнено старым небом и землею?

Лонгин. Все.

Афанасий. Где ж твой новый мир?

Лонгин. Везде.

Афанасий. Как же старый мир совместишь с новым?

Лонгин. Так, как тень с ее деревом. Взгляни на сию живую и благосеннолиственную яблоню.

Афанасий. Яблоня поднялась вверх, а тень протянулась по долу. Тень на ином, а яблоня на ином месте. Тут дело иное.

Лонгин. Крайняя ведь часть тени лежит на земле, но начало и основание ее есть с яблонею вместе, и она никогда не бывает ни больше ни меньше яблони своей. Кратко сказать, тень яблоням меститься не мешает.

Афанасий.

Вот так разве скажи: «Тень яблоням меститься не мешает».

Лонгин. Да я же так и сказываю.

Афанасий. Тень яблоне меститься не мешает.

Лонгин. Конечно.

Афанасий. Итак, ветхий мир есть тень нового?

Лонгин. Думаю и верую. А если совершенно уразумею, что так есть сие, тогда увижу его и, любя, возлюблю его в Господе, а Господа в мире его.

Афанасий. Ах! Бедненькие мы с нашим миром. Мир наш, век наш и человек наш есть то тень одна. Но почему мир наш есть тень?

Лонгин. Спрошу и я тебя. Почему тень есть тень?

Афанасий. Потому что проходит и не постоянствует.

Лонгин. Как же она проходит?

Афанасий. Когда солнце заходит, тогда тень исчезает, а тем скорее, чем больше простирается. Вчера была одна, днесь другая, завтра третья привидится. То рождается, то исчезает. А родившись, не стоит твердо, но от сего к тому месту уклоняется. Вопреки же яблоня лет сто стоит неподвижна.