Читаем Настигнут радостью. Исследуя горе полностью

А может, мальчики правы? Что сама Х. подумала бы об этой ужасной тетрадочке, к которой я то и дело возвращаюсь? Эти мои заметки – свидетельство душевного нездоровья? Однажды я прочел фразу: «Всю ночь напролет у меня болел зуб, и я глаз не мог сомкнуть, думая о зубной боли и о том, что глаз не могу сомкнуть». Все так и есть. Часть любого страдания – это, если можно так выразиться, тень страдания или размышление: ты не просто страдаешь, но еще и постоянно думаешь о том, как тебе плохо. Я не только проживаю в горе каждый бесконечно долгий день, но каждый день думаю о том, как каждый свой день проживаю в горе. Что, если мои заметки это состояние просто-напросто усугубляют? Лишний раз подпитывают монотонный, рутинный ход одних и тех же мыслей, бесконечно прокручивающихся в голове? Но что мне прикажете делать? Мне необходимо хоть какое-то обезболивающее, а чтение – лекарство недостаточно сильное, во всяком случае, сейчас. Записывая это все (все? – нет, одну мысль из сотни), я, как мне кажется, хоть немного выхожу за пределы своего горя. Так я стал бы оправдываться перед Х. Но, десять к одному, она бы тотчас же нашла в моей защите слабое место.

И ведь проблема не только с мальчиками. У моей утраты есть странное побочное следствие – я чувствую, что у всех вызываю неловкость. На работе, в клубе, на улице я вижу, как люди, подходя ко мне, пытаются решить про себя, надо ли «заговаривать об этом» или лучше не стоит. Ненавижу, когда они заговаривают – и когда не заговаривают, тоже. Некоторые просто увиливают. Р. избегал меня в течение недели. Больше всего мне нравятся воспитанные юноши, почти мальчишки, которые решительно подходят ко мне, как к зубному врачу, заливаются краской, одним духом выпаливают все, что полагается, и бочком-бочком отступают в направлении ближайшего бара – так быстро, как только позволяют приличия. Пожалуй, понесших тяжелую утрату стоило бы изолировать в особых резервациях, как прокаженных.

А некоторых я не просто смущаю. Я – страшно выговорить – эмблема смерти. Всякий раз, как мне встречаются счастливые супруги, я прямо-таки вижу, как они думают про себя: «Однажды кто-то из нас окажется на его месте».

Поначалу я очень боялся идти в те места, где мы с Х. были так счастливы, – в наш любимый паб, в наш любимый лес. Но я решил, что пойду не мешкая – так летчика сразу после крушения по возможности сразу отправляют в новый вылет. Вопреки ожиданиям никакой разницы нет. Отсутствие Х. в этих местах ощущается ничуть не сильнее, чем где бы то ни было еще. Оно вообще к месту не привязано. Наверное, если человеку совсем запретить соль, никакой разницы между блюдами он не заметит, они все покажутся ему одинаково пресными. Еда в целом изменится, каждый день, за любой трапезой. Вот и здесь так же. Проживание жизни изменилось целиком и полностью. Отсутствие Х., точно небеса, простирается над всем, что есть.

Но нет, это не совсем верно. Есть одно место, где ее отсутствие особенно задевает за живое, но избегать этого места я не могу. Это мое собственное тело. Оно было для меня куда важнее, когда было телом возлюбленного Х. Теперь оно – словно опустевший дом. Но не надо обманываться. Это тело снова обрело бы важность в моих глазах, причем очень быстро, если бы я решил, что с ним что-то не так.

Рак, рак, рак. Моя мать, мой отец, моя жена. Кто следующий в очереди?

Однако сама Х., умирая от рака и хорошо об этом зная, говорила, что уже не ужасается болезни так, как некогда. Вмешалась реальность – и отчасти обезвредила и название, и саму идею рака. И до какой-то степени я почти понял. Вот что важно. Не бывает просто Рака, или Войны, или Несчастья (или Счастья). Бывает каждый час или миг – с ними-то мы и имеем дело. Всевозможные подъемы и спады. Много всего плохого в наши самые лучшие времена, много всего хорошего – в худшие. Мы никогда не ощущаем сполна воздействия того, что называем «явление как таковое». Но это неправильное название. Явление как таковое – просто-напросто все эти подъемы и спады: все остальное – только название или идея.

Просто невероятно, как мы были счастливы вместе и даже как порою веселились, когда надежды уже не осталось. Как долго, как спокойно, как содержательно мы поговорили той последней ночью!

Вместе – и однако ж, не совсем. «Единству плоти» есть предел. Невозможно в полной мере разделить чью-то слабость, или страх, или боль. Вам вполне может быть плохо. Вероятно, так же плохо, как и вашему близкому, хотя к таким заявлениям я отношусь с недоверием. Но все равно вы чувствуете это «плохо» по-другому. Когда я говорю о страхе, я имею в виду чисто животный страх: организм противится уничтожению, душно, чувствуешь себя крысой в западне. Этого не передать. Умом можно сопереживать; но не телом. И тела любовников способны на такое менее прочих. Весь их опыт любви научил их испытывать не одни и те же, но взаимодополняющие, парные и даже противоположные чувства по отношению друг к другу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы