Настоящая жизнь

– Я не задирал, – говорит Уоллас. Миллер борется с собой. Пытается подавить что-то внутри. Уоллас прежде никогда за ним ничего подобного не замечал, хотя теперь ему внезапно вспоминается, что Миллер иногда и раньше демонстрировал эту сторону своей натуры. Например, в первый год обучения, когда он случайно захлопнул дверцу ледогенератора ровно в тот момент, когда Миллер потянулся к нему со своим контейнером. Это, правда, вышло случайно. Просто стечение обстоятельств, неверно рассчитанное время и превратно понятые намерения. Уоллас набирал лед, придерживая дверцу бедром, тут подбежал Миллер, сказал ему что-то, Уоллас обернулся, дверца сорвалась и едва не отрубила Миллеру руку. Миллер замер, уставившись на собственную кисть, будто ее и в самом деле только что оторвало. Уоллас пришел в ужас. Затем встретился глазами с Миллером и понял, что тот едва удерживается, чтобы не засветить ему кулаком в лицо. Он видел, как сжимаются его ладони. Видел, как медленно и торжественно, словно голова молящегося, взмывает кулак. И вдруг что-то переменилось. Вместо того, чтобы ударить его, кулак Миллера обрушился на захлопнувшуюся дверцу. «Черт возьми, Уоллас, – выругался он и пнул автомат. – Думаешь только о себе!» А был еще случай на втором году обучения, за обедом. Они тогда сидели по двое на бетонных стенах лабиринта – Миллер с Ингве, Коул с Уолласом, Лукас с Эммой. И вдруг Миллер и Ингве из-за чего-то повздорили. Поначалу просто дружески пикировались, но потом Ингве чем-то зацепил самолюбие Миллера, и тот толкнул его, сильно толкнул, так, что тот влетел в стену и рухнул на каменный пол. Несколько секунд Миллер не двигался, смотрел на Ингве, высоко вздернув подбородок, словно гордился своим поступком. А затем резко вскочил и бросился к нему, за ним подоспели и остальные. Все кончилось хорошо. Ингве отправили домой с сотрясением мозга, и Лукас вызвался за ним ухаживать. Уоллас даже подозревал, что именно в тот день у них все и началось. В общем, сейчас он не удивляется, что Миллер швырнул его на пол. Его это вовсе не шокирует. В конце концов, он ведь этого и добивался, верно? Иначе зачем бы он его доводил? Уоллас вскидывает ногу и упирается коленом Миллеру в грудь.

– Уоллас, зачем ты меня провоцируешь?

– Не знаю, – отвечает он. – Наверное, чтобы ты меня выгнал.

– А я не выгоню, – говорит Миллер.

– Даже после такого?

– Да мне почти не больно. Ты дитя.

Эти слова задевают гордость, о существовании которой Уоллас до этой минуты и не подозревал. Теперь же он со стыдом осознает, что считал себя способным причинить Миллеру вред. Разве он не сделал ему больно, рассказав о своем прошлом? Разве не для того он все это начал, чтобы тот выплеснул на него свою злость? Он думал, что способен ранить его, способен что-то у него отобрать. А теперь выясняется, что против Миллера он всего лишь дитя.

– Расскажи мне о своих

травмах, – просит Уоллас.

– Тебе о них знать не нужно.

– А, по-моему, ты хочешь, чтобы я о них знал, – говорит Уоллас. – Ведь в этом все дело, верно? Ты хочешь мне о них рассказать.

Уоллас ерзает, придавленный Миллером. Болит спина. И в голове гудит. Мир по-прежнему дробится на кусочки. Словно кто-то небрежно сгреб в кучку осколки разбитого зеркала. Образ Миллера, как в калейдоскопе, распадается на черные, серые и серебристые фрагменты. Лицо его – темный зеркальный коридор. Буйство форм.

– Я кое-кого покалечил, Уоллас. Сильно покалечил, – говорит Миллер.

Оглушенный этим признанием, Уоллас пытается отдышаться.

– Родители после услали меня из города. Отправили в какое-то место, типа детского лагеря. Но тот мальчишка – у него была остановка сердца. По крайней мере, так говорили. Что в «Скорой» у него трижды останавливалось сердце.

– Миллер, погоди… Почему?

– Сам не знаю. Наверное, из-за травмы случилась аритмия. Я ударил его по голове, это вызвало кровоизлияние. В мозг долго не поступал кислород.

– Нет, – шепчет Уоллас. – В смысле… Я не о том спрашивал.

Миллер слезает с него. Уоллас садится на полу. Миллер поднимается на ноги. Встает и Уоллас. Берет его за локоть и пытается развернуть к себе.

– За что ты его избил?

Миллер мрачно смотрит себе под ноги. Отворачивается от Уолласа. Случайно задевает стакан. Холодная вода льется им на ноги. Растекается по полу. Стакан не разбивается, но по стеклу ползет трещина.

– Черт, – говорит Миллер. Уоллас часто дышит. На улице ветер шелестит листвой. За дверью темно и холодно. – Закрой ее, а?

Уоллас кивает. Захлопывает дверь, а Миллер тем временем подбирает стакан. Теперь, когда дверь заперта, в кухне вдруг становится очень тихо.

– Это твой ответ? – спрашивает Уоллас.