Настоящее имя

Макс достал фонарь, посветил прямо перед собой, нагнулся. Спец лежал, подвернув ноги в коленях, лицо казалось нарисованным — белое и неподвижное, ворот куртки набух от крови и влажно блестел. Держась за левый бок, подошел Веретнев.

— В шею, навылет, — глухо Макс и на всякий случай пощупал пульс. — Он мертвый стрелял…

Кое-как они втащили Спеца на заднее сиденье. Он был тяжел, как камень.

В стороне раздался стон. Приготовив пистолет, Макс двинулся на звук и в нескольких шагах наткнулся на скрюченное тело. На миг включил фонарь, повернул ногой перепачканное грязью лицо с носом, напоминающим свиной пятачок. «Работяга-докер» из лондонского магазина теле-видеотехники… Глаза закрыты, бормочет что-то в полузабытьи…

Спец учил не оставлять врагов в живых. Макс вытянул удлиненную пистолетом руку, прицелился в круглый приплюснутый нос… И опустил оружие.

Посветил по сторонам, осматривая поле боя. С болезненным любопытством подошел к застреленному им человеку. Световое пятно упало на запрокинутую бритую голову. Надо же! Перед ним лежал «браток» из самолета «Москва Лондон»!

В отдалении неподвижно застыли ещё два тела, но подходить к ним Макс не стал.

— Едем! — торопил из машины Веретнев и он медленно побрел к изрешеченному пулями «фольксвагену». На удивление, машина завелась как всегда — с пол-оборота.

Только что пролился короткий дождь. Небо за простреленными окнами «фольксвагена» ещё не выжало из себя всю темноту и влагу, но на восточном его склоне уже расползалась капля синьки.

Скоро рассвет. Шоссе гудело под колесами. Макс сидел на заднем сиденье, глядя в прямой затылок Веретнева. По обе стороны от дороги тянулись голые виноградники и приземистые, коротконогие яблоневые сады.

Спец привалился к плечу Макса, перепачканные в земле седые волосы торчат в стороны, голова болтается на груди, подбородок уткнулся в пропитанный кровью тампон из бинта. Спец мертв. Мервые руки, мертвая щетина, обсыпавшая щеки — в день операции он не брился, но и соблюдение примет не помогло, — мертвые куртка и рубашка. Когда они приедут в Ниццу, он успеет закоченеть.

— Может, сядешь за руль? — спросил Веретнев, не отрывая взгляда от дороги.

— Нет, — разжал губы Макс.

Веретнев немного помолчал.

— Надо что-то делать, — сказал он.

Спец на повороте качнулся в сторону дверцы, Макс подхватил его.

— Ну что, значит — бросим? — глухо произнес Макс. — Прямо на обочине, как собаку?

Веретнев опять замолчал. Затылок его стал ещё прямее.

— Значит, бросим, — сказал он. Спокойно сказал. Спокойно встретил пустой взгляд Макса в зеркале заднего обзора.

В таких ситуациях не льют слез и не пускают слюни. Макс это хорошо знал. Дело не в бриллиантах. Деньги ничего не стоят, когда на весах раскачиваются жизнь и смерть. Дело в профессиональном поведении. Спец это понял бы. Да. Именно Спец, как никто другой.

Они свернули на узкую дорожку, выехали на пляж. «Фольксваген» зарычал, попав на рыхлый песок. Остановились в нескольких метрах от кромки воды, возле лежащей вверх килем рыбацкой лодки. Двигатель замолк. Тишина и волны. Синее пятно все дальше расползалось по черному небу.

Макс взял Спеца под мышки, потянул. Веретнев подхватил под ноги. Положили на холодный песок. Макс заметил, что один ботинок остался в машине. Он пошарил под сиденьем — нашел, поставил рядом с телом. Что еще?

Веретнев стоял, прямой, как столб, губы его шевелились. «Молится он, что ли?!» — поразился Макс.

— Давай это… Салют. Чтобы по правилам…

Оружие немецких диверсантов хрипло прокаркало в низкое чугунное небо. Потом пистолеты забросили в воду, тело накрыли перевернутой лодкой.

Веретнев попросил сделать сделать обезболивание — мучало сломанное ребро. Макс вкатил ему несколько кубиков новокаина.

— Это Владимир Петрович купил, — вспомнил он, закрывая аптечку.

— Он все предусмотрел, — кивнул Веретнев. — Если бы не жилеты, мы тоже были бы трупами!

— Точно! — у Макса все ещё ломила левая часть груди. Пуля попала в самую середину защитного сегмента, оставив в нем заметную вмятину.

— То фляга, то эта вставка… Ты везунчик! — повертев в руках, Веретнев забросил погнутую пластину далеко в море. — Это судьба…

Макс кивнул, потирая грудь.

— Давайте приведем себя в порядок.

Он открыл багажник, достал дорожные сумки с вещами. Они сняли провонявшую потом, порохом и смертью одежду, вымылись холодной морской водой и переоделись.

— Что будем делать с камнями?

— Давай разделим, чтобы не в одной корзине, — предложил Веретнев.

Макс выгреб на заднее сиденье содержимое карманов своей куртки, потом опустошил куртку Спеца.

— Ну и ну! — выдохнул Веретнев.

До этого момента деньги, состояние, богатство представлялись ему огромной кучей пахнущей типографской краской бумаги с портретами, цифрами, видами на Капитолий, личной подписью Главного казначея США и водяными знаками… Сейчас он увидел нечто другое. Груда тщательно отшлифованных алмазов, размером с крупную горошину, несколько штук почти с перепелиное яйцо. Чистый и острый, режущий свет. Уходящие в бесконечность лабиринты прозрачных граней…