Настоящее имя

Деньги были тоже — пачечка пятисот — и тысячефранковых купюр. Но они сейчас не воспринимались как обычно, теряясь на фоне сказочного сияния драгоценных камней. Бриллианты затмевали собой все. Нет, это не листки казначейской бумаги. Это не просто богатство. Это что-то гораздо большее… Это неземная гипнотизирующая красота…

— Раскладываем надвое, по размерам, — скомандовал Макс и они принялись за дело.

Скоро на потертой коже сиденья образовались две одинаковые кучки бриллиантов по сорок пять мелких и четыре крупных в каждой. Примерно одинаковые. Когда сортировку ведут неспециалисты, и на глаз — полную справедливость соблюсти трудно. Поэтому уравнять чаши весов должен беспристрастный Случай.

— Эта — орел, — показал Макс рукой. — А эта — решка. Бросайте!

Через секунду вопрос разрешился и они принялись прятать добычу. Бриллианты быстро исчезали в карманах, быстрее, чем кожа ладоней успевала почувствовать совершенство формы. Камни холодили тело через ткань брюк, словно крошечные звезды. Веретнев вспомнил, что так отличают настоящие драгоценности от стразов — стразы нагреваются от человеческого тепла, а настоящие камни — нет.

— Евсеев не станет звонить в полицию, — уверенно сказал Алексей Иванович, на глаз разделяя пачку купюр. — Никто не пострадал и потом… Ему же придется объяснять — откуда такое богатство…

Макс посмотрел на него долгим взглядом.

— Самое смешное, дядя Леша, что это только десятая часть! Из одного сейфа! У Спеца не было времени вскрывать второй тайник… А основная доля вообще хранится в банках! Он точно не станет заявлять. А вот натравит своих псов может вполне…

— Злотин до завтра не отойдет. Он пролежал под стволом и каждую минуту ждал выстрела. Когда я перерезал веревку, он потерял сознание. А Кудлов… Вряд ли он станет проявлять особое рвение за хозяйские деньги. Вот из-за трупов поднимется сыр-бор! Такая бойня поднимет на ноги всю полицию. Хотя у них нет наших примет…

Закопав в рыхлый песок снятую одежду и задержавшись на миг у перевернутой рыбацкой лодки, они сели в машину. Когда въехали в Ниццу, уже рассвело. Они бросили изуродованную машину в тихом переулке на окраине, быстро прошли несколько кварталов и, поймав такси, отправились в аэропорт. Рейс на Москву вылетал через два часа, ещё четыре часа в пути, за это время надо придумать легенду легализации для Яскевича. Здесь предполетный контроль сориентирован, в основном на оружие, рассыпанные по карманам бриллианты металлодетектор не засечет. А в Шереметьево можно воспользоваться «каналом» Службы внешней разведки…

…Зал вылетов обрушился на них суматошным множеством голосов и лиц, на которых читались заботы и тревоги, очень далекие от всего, что связано с ночными выстрелами, перекрестьями ищущих огней в темноте и предсмертными хрипами умирающего товарища. Здесь кипела жизнь, и время проходило между объявлениями о регистрациях и посадках, чашками кофе в пластмассовых стаканчиках, поисками туалета и ответами на возбужденные детские вопросы.

Двое полицейских стояли у входа, спокойно переговариваясь о чем-то между собой; один из них скользнул равнодушным взглядом по сумкам в руках проходящих мимо Макса и Веретнева, второй даже не повернул головы. Пройдя несколько метров, Макс глянул в зеркало, проверяясь — нет, они как ни в чем не бывало продолжали беседу. Да и почему надо подозревать прилично одетых людей, легкая небритость которых лишь добавляет им шарма?

Рейс уходил в девять с четвертью. У стойки приветливая черноволосая француженка на хорошем английском сообщила Максу, что есть ещё шесть мест в первом классе.

— Давай шиканем, поедим икры под шампанское!

Макс поставил сумку на пол и полез в карман за бумажником.

— У меня наверное хватит, — сказал Веретнев, положив на стойку паспорт и пачку купюр.

Профессионально улыбаясь, девушка быстро набрала на клавиатуре нужный текст, включила принтер и ожидающе повернулась к Максу.

Тот потерянно перебирал отделения бумажника. Паспорт был здесь. Или в правом кармане пиджака? Или в левом? А может в брюках? Но сейчас ни в бумажнике, ни в карманах, его не было. Как глупо…

Девушка что-то спрашивала, но Макс не слышал, потому что между ним и этой девушкой, Веретневым, трапом самолета и совсем близкой Москвой выросла прозрачная и совершенно непреодолимая преграда.

Из узкой щели принтера выполз билет Веретнева. На лице служащей появилась озабоченность.

— Нет, нет, я не лечу, — наконец ответил он, разобрав вопрос. — Я провожаю своего друга.

Веретнев развернулся всем телом, царапнул непонимающим взглядом.

— Нет паспорта, — сказал Макс. — Потерял, или украли. А может мы его закопали вместе с курткой… Вот ведь херня!

До начала посадки они посидели в буфете. Никаких изысков французской кухни, полный интернационал: жареные цыплята, томатный сок, дынная водка. Почти как в Шереметьево. Не хватало только Вадима с его волчьим аппетитом.

— Что будешь делать? — Веретнев дохнул густым дынным ароматом.

— Поеду в Марсель, зайду в наше консульство, свяжусь с резидентурой. Только легенда слабовата.