Настоящий дракон

– Леди Аматея против того, чтобы слуги рассказывали о своей жизни.

Кто бы сомневался!

– Но я не леди Аматея. Что случилось?

– Мой муж погиб… – Полета нерешительно покосилась на меня.

В глазах блеснули слезы, но разрушение в душе не росло. Она незаметно скользнула пальцами по животу, и чувство старательно скрытой радости осветило теплом ее лицо.

Надо же.

– Соболезную, – тихо сказала я. И еще тише добавила: – Рада, что у вас есть за что держаться. Это чудо, ваше чудо.

Полета испуганно побледнела.

– Мисс, пожалуйста, не говорите леди! – прошептала она. – Я потом сама скажу, когда найду работу.

– А зачем вам искать работу?

– Мисс! – Полета умоляюще сложила руки.

– Я не скажу. Но я…

– Полета! Опять ты пристаешь к гостям с разговорами? – К нам величественно и неспешно подплыла экономка.

Горничная торопливо извинилась.

– Мисс Айлин, вас ждут, – вежливо напомнила экономка, показывая на дверь с изящной резьбой.

В кабинете на небольшом диване сидели Науэллы с такими прямыми спинами, словно по копью проглотили. За столом расположился стряпчий. У бабки оказались русые волосы и серые глаза, а вот дед был похож на нас с мамой. Темноволосый. Только глаза у него ярко-голубые, ледяные.

Аматея и Осмонд чопорно наклонили головы, предложили сесть. Дед представил служащего. И они, сославшись на дела, одновременно поднялись и поплыли к выходу.

Аматея немного задержалась в дверях.

– Ты же понимаешь, мы должны заниматься делами, чтобы обеспечить твое будущее?

Свое будущее!

Я закивала, чувствуя себя болванчиком. Очень злым болванчиком!

– Мы безумно рады тебя видеть! – уж не знаю, в какой раз солгала леди Науэлл. Она вообще когда-нибудь говорит правду?! – Не расстраивайся, на балу мы будем все время рядом.

О, в этом я не сомневалась. Меня же нужно представить благородному обществу! И принцу в первую очередь.

– Но тебя ждет приятный сюрприз, – торжественно сказала Аматея, – моя модистка приготовила тебе столько платьев, что эту неделю ты не будешь без нас скучать!

Не буду. Вообще видеть вас не хочется.

Аматея вышла, а стряпчий тут же начал подсовывать мне одну бумагу за другой, объясняя, где подписать. Выводя свое имя под документами на принятие в род, я так давила на перо, словно оно было в чем-то виновато. Взять бы бумаги, с наслаждением разорвать их в клочки на глазах Науэллов, высказывая при этом, что думаю о дорогих родственничках, и уйти в подлунные земли.

Увы, нельзя!

Ничего, потерплю. Все равно я бабку с дедом до бала не увижу.

Стряпчий собрал бумаги, мимоходом заметив, что, если надумаю выйти из рода, надо писать ему или объявить об этом прилюдно более чем при десяти свидетелях. Тогда магия документов развеется, и они станут пеплом.

Шустрый служащий убежал, Полета провела меня в светлый будуар, примыкающий к моей комнате, где модистка расправляла юбку на одном из многочисленных платьев.

Да, денег Науэллы на мой гардероб явно не пожалели! Видимо, были настолько уверены, что я произведу впечатление на принца, что заранее подготовили наряды на все случаи жизни: бальные платья, платья для приемов, платья и костюмы для прогулок, для поездок верхом, на жаркую погоду, на теплую погоду, на дождливую погоду и даже на суровую зиму.

С перерывом на обед, ужин и поздний ужин, которые подавались в тот же будуар, я день за днем примеряла белье, ночные рубашки, пеньюары, платья, костюмы, накидки… Полета помогала облачаться, модистка охала, ахала, хвалила фигуру, а я старательно стискивала зубы, влезая в очередной шедевр швейного искусства.

Спустя пару дней после моего приезда прибыл багаж. Полета легко внесла в спальню два чемодана.

– Все, – пряча глаза, тихо сказала она.

– А где еще один? – спросила я. – Потерялся?

Не то чтобы мне требовалось что-то оттуда, багаж служил скорее реквизитом для эффектного появления внучки, но я точно помнила, что чемоданов с Инириными нарядами было три.

– Нет, не потерялся, – несчастным голосом ответила Полета. Помялась немного и еле слышно прошептала: – Леди Аматея… Она… Она сказала, что наследнице благородного древнего рода Науэллов не пристало носить такое…

Я мгновенно соскочила с кровати, откинула крышки чемоданов и не поверила своим глазам: в одном болталось несколько небрежно смятых платьев, в другом – невразумительная кучка белья. Моего личного белья, между прочим! Представив, как бабка брезгливо роется в любовно уложенных мамой и Инирой вещах, решая, что «пристало», а что «не пристало» носить «наследнице благородного древнего рода Науэллов», я пришла в такую ярость, что Полета попятилась.

Выдохнув, я заговорила ровным спокойным тоном:

– Насколько я понимаю, здесь, – ткнула пальцем в чемоданы, – то, что «пристало». А где то, что «не пристало»?

– Леди Аматея свалила все в кучу, вызвала садовника… – Полета залилась краской. – И приказала все сжечь… в отдаленном углу поместья. Чтобы и следов не осталось.

– С-с-садовнику? – в ужасе переспросила я.

О не-е-ет!

Мое лицо полыхнуло, как от пощечины.

Ладно платья, но белье?! Благородная воспитанная леди мало того, что вывалила его на всеобщее обозрение, так еще и поручила сжечь все… мужчине?!