Читаем Наступит день полностью

— Хорошо! — сказал Курд Ахмед с усилием. — Я попрошу у Хикмата Исфагани разрешения и поеду на север. Кстати там у нас есть кое-какие дела. Руководство нашей организацией в Тегеране будет осуществлять Риза Гахрамани. Помните одно: наступление деспотии и реакции ни в коем случае не должно ослаблять пашу борьбу.

— Наоборот, — возбужденно заговорила Ферида. — Я чувствую себя так, будто сейчас должна идти в открытый бой.

— Но пока что — терпение и выдержка! — заключил Курд Ахмед.

Прощаясь, товарищи расцеловались.

Все мысли Ризы Гахрамани были с Фридуном. Надо было что-то делать, срочно принять меры, хотя бы для того, чтобы задержать следствие по его делу. Иначе оно будет рассматриваться вместе с делом первой партии арестованных, на спасение которых от смертной казни не было надежды. Всякий, кого вздумали бы судить с ними, заранее обречен.

Риза побежал искать сертиба Селими.

Узнав, что Селими находится в доме Хикмата Исфагани, Гахрамани поспешил туда. Привратнику он сказал, что по неотложному делу должен видеть Шамсию-ханум.

Выслушав Гахрамани, Шамсия сильно взволновалась.

— Хорошо! — после некоторого раздумья сказала она. — Дело ранее арестованных находится у серхенга Сефаи. Это близкий приятель моего отца. Я поговорю с отцом, постараюсь уговорить его повлиять на серхенга. Наконец, я сама отправлюсь к серхенгу.

— Как по-вашему, ханум, стоит ли сказать об этом и Селими? — спросил Риза. — Удастся ему что-нибудь сделать?

— Что может сделать господин Селими? — с горечью возразила Шамсия. — Он сам еле носит голову на плечах.

— Но что же нам делать, ханум? — с тревогой спросил он. — Значит, надежда только на вас?

— Я сделаю все, что в моих силах! — ответила сердечно девушка.

— Я рассчитываю на вас, ханум.

Прощаясь с ней, Гахрамани задержался на секунду.

— У меня к вам просьба, — сказал он. — Не говорите пока о происшедшем Судабе-ханум.

Проводив Гахрамани, Шамсия тотчас же направилась к отцу, который полулежал на оттоманке и о чем-то напряженно думал. По выражению его лица девушка поняла, что отец чем-то расстроен.

— О чем ты так задумался, папа? — спросила она, обняв отца, и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Я думаю о том, дочь моя, как бы не упустить из рук ста тысяч туманов, — просто ответил Хикмат Исфагани.

Шамсия, обычно не выносившая разговоров о торговле и деньгах, притворилась заинтересованной.

— Какие сто тысяч, папочка?

Хикмату Исфагани было приятно, что в его дочери наконец-то проснулся интерес к таким прозаическим вещам. Он объяснил себе эту перемену тем, что дочь взрослеет.

— При поддержке мистера Томаса я закупил в английском торговом представительстве сто тонн сахара. Я его запрятал и начал закупать весь сахар, какой только был на рынке, рассчитывая на каждой тонне заработать по нескольку сот туманов. Как раз в это время выяснилось, что советское торговое представительство получило большую партию сахара. Если этот сахар будет выпущен на рынок, я погиб. Я потеряю не только сто тысяч туманов прибыли, но еще понесу большой убыток.

— А ты закупи сахар и у русских, — простодушно посоветовала девушка.

— Вот в том-то и вопрос, — продадут ли русские этот сахар мне? Они подымут крик, что нельзя создавать монопольное положение на рынке, нельзя оставлять население без сахара и так далее. Всего, что они могут сказать, нельзя и предвидеть.

Хикмат Исфагани бросил на дочь косой взгляд.

— Хорошей торговле ты меня учишь! Рассказывай лучше о своем деле… Зачем пришла?

Шамсия снова бросилась обнимать отца.

— Обещай, что исполнишь мою просьбу, какая бы она ни была.

— Раньше скажи, что за просьба.

— Нет, обещай, потом скажу.

— Ладно, говори!

Шамсия рассказала, что ни за что ни про что арестовали ее учителя и добавила, что у бедняги остались дома мать и сестры.

— Жалко их, — продолжала она. — Поговори с серхенгом Сефаи, чтобы он выделил дело учителя и разобрал его отдельно…

При этих словах Хикмат Исфагани отстранил от себя дочь.

— Я не могу вмешиваться в эти дела. И ты не впутывайся! Займись-ка лучше чем-нибудь другим.

— Нет, папочка! — сквозь слезы заговорила девушка. — Ты должен это сделать! Разве ради тебя я не готова пожертвовать собой? Если спасешь Фридуна, это может тебе еще когда-нибудь пригодиться… Серхенг ни за что не откажет тебе. Ведь он тебе друг, папа.

— Не откажет! Друг! — проворчал Хикмат Исфагани. — Как бы не так! Сказать легко!..

Потом он поднялся и добавил, сердито глядя в глаза дочери:

— У меня нет никаких друзей. Все они друзья не мне, а моим деньгам. Вот им! Видишь! Им!.. — при этом он вынул из кармана пачку денег и, помахав ими в воздухе, швырнул на стол. — Видишь, этому они друзья! "Друг серхенг Сефаи устроит!.." Знаю, как он устроит! Одна его улыбка обходится мне в тысячу туманов. А за этакое дело он сдерет с меня десять, двадцать тысяч туманов, — И он неистово закричал: — Нет, нет! Я не швыряю денег на ветер!

По выражению лица Хикмата Исфагани девушка поняла, что он действительно палец о палец не ударит для этого дела, и в ее голове мелькнула рискованная мысль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза