Читаем Наступит день полностью

В беседе с мистером Томасом серхенг рассказал о встрече шаха с сертибом Селими и о том, что тот возбуждает сомнения у шаха.

— Весь его род всегда был на стороне русских, — значительно сказал мистер Томас. — И должен вам сказать, что один сертиб гораздо опаснее тысячи преданных России простых людей.

— Такого мнения и его величество.

— Так почему же вы его не уберете? Не понимаю!

— Его величество не дает согласия. Он считает, что со смертью Селими еще труднее будет раскрыть тайную организацию и задерживает приказ об его аресте. Но пусть это вас не беспокоит. Участь его решена.

Проводив серхенга Сефаи, мистер Томас решил отправиться к Хакимульмульку.

Увидев мистера Томаса, Хакимульмульк с деланной улыбкой поспешил к нему навстречу и обеими руками сжал руку гостя.

— О-о-о! Мистер Томас! Добро пожаловать!

Мистер Томас объяснил свое посещение непреодолимым желанием повидаться с другом.

Хакимульмульк пропустил его вперед, и они поднялись в особую гостиную, где министр двора принимал наиболее близких друзей.

— В тяжелое время живем, мистер Томас, — вздохнув, начал он беседу. Перепутались все нити международных отношений. Нелегко управлять в такое время государственной машиной.

— О, если на это жалуется такой опытный политик, как вы, то что должны делать мы…

— Не говорите так, мистер Томас!.. — прервал его Хакимульмульк. — У вас иное дело… Вам намного легче нашего. Мы играем лишь с тенью, с отражением того, что вам видно с полной ясностью.

— Я могу сказать обратное: у вас делается многое такое, о чем мы и представления не имеем, — возразил мистер Томас.

Хакимульмульк силился понять, на что намекает мистер Томас. Со свойственной англичанам манерой мистер Томас подходил к интересовавшему его вопросу окольными путями.

— Прошу вас доложить его величеству о нашей встрече, передать ему мой привет и присовокупить, что мое правительство высоко ценит своих друзей на Востоке и считает их защиту своим долгом.

— Мы никогда в этом не сомневались.

— Таким же, как вы, нашим другом я считаю и господина Хикмата Исфагани… Он ничего от нас не скрывает.

При этих словах мистер Томас, которому, конечно, была хорошо известна старинная вражда этих двух представителей иранской аристократии, пристально посмотрел в глаза Хакимульмулька.

— Путь к власти изобилует бесконечными изменами, самыми неожиданными, запутанными интригами. По мнению его величества, и Селими и Хикмат Исфагани ведут свой караван по этому ложному пути. Боюсь, что наступит момент, и они будут схвачены за горло, — с внешним спокойствием произнес Хакимульмульк.

— Такая мера в отношении господина Хикмата Исфагани недопустима! Он подлинный друг королевского правительства, — твердо сказал мистер Томас.

— Такие же отзывы, мистер Томас, я слышал и от американцев и от немцев, — проговорил Хакимульмульк, наклоняясь к мистеру Томасу.

— Англия хорошо знает своих друзей! — отрезал тот. Министр двора понял, что борьба против Хикмата Исфагани будет затяжной, и поспешил переменить разговор. Он заговорил о возможности оживления оппозиции и о явных признаках этого оживления; кроме того, до сих пор не обнаружены люди, выпускающие антиправительственные брошюры. Мистер Томас вынул трубку изо рта.

— А что, если я найду их? — спросил он.

— В этом случае десятикратно умножатся ваши заслуги перед Ираном. Мы будем только благодарны вам! — воскликнул Хакимульмульк.

В результате шестилетних трудов доктору Симоняну удалось сделать из Хавер прекрасную помощницу. Из отсталой, неграмотной мусульманки, которая стеснялась появляться при мужчинах с открытым лицом, а при взгляде на анатомические плакаты горестно воскликала: "Ах, господи! Лучше бы провалиться сквозь землю, чем видеть этакое бесстыдство!" — она превратилась в энергичную и умелую медицинскую сестру. Часто, с отеческой любовью посматривая на Хавер, доктор Симонян шутил:

— Вот еще один мой научный труд!

А сына Хавер, маленького Азада, доктор и жена его Ануш любили, как родного. Пока Хавер, помогая доктору, бывала занята больными, Азад находился при Ануш.

Спокойный и общительный характер, унаследованный мальчиком от матери вместе с недетской задумчивостью, привязывали к нему Ануш и ее мужа.

Сердечно относился к мальчику и Арам. Это он научил Азада, когда ему было четыретода, складывать буквы в слова и считать.

Все это казалось Хавер счастливым сном. Видя, как тысячи голодных и босых женщин заполнили тротуары столицы, прося подаяние, она не уставала в душе благодарить доброго врача. Как-то она призналась в своих чувствах Ануш:

— Пусть сохранит вас аллах и наградит бесконечным счастьем! Не будь вас, мы остались бы на улице.

— Мы любим тебя, как родную дочь, — ответила Ануш, — и пока у нас есть кусок хлеба, не придется голодать тебе.

— Мне нечем отблагодарить вас за вашу доброту. Но до последнего моего дня я буду вашей преданной служанкой.

Услышав этот разговор, врач вышел из своего кабинета.

— Что значит служанка? — с ласковой суровостью сказал он. — Ты — член нашей семьи. Вернется Керимхан, и вы заживете своей семьей и будете счастливы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература