Наташа и Марсель

В закатных лучах солнца вручались Генриетте цветы и был торжественно повязан алый галстук почетному пионеру, товарищу Марселю Сози. Потом на поляне вспыхнул огромный общелагерный пионерский костер, и все молчали, слушая из динамика песни войны и глядя, как яростно и неутомимо бросаются в темноту лоскуты пламени.

Ой, бярозы ды сосны,Партызанскiя сестры,Партызанскiя сестры мае…

В мелодии и словах этой песни звучали неколебимая вера и любовь, благодарная нежность и затаенная тоска.

Растаял последний звук песни, опустилась тишина, и заплакала Генриетта. Безмолвно, как бы в себя, она плакала сердцем, а это самый горький, мучительный плач.

— Успокой сестру, — попросил Демин, совершенно не выносящий женских слез.

— Пускай плачет, — возразил Марсель, продолжая смотреть в огонь. — Это хорошие слезы.

Когда собрались уезжать, Кислов спросил друга:

— Ты Наташу мертвой видел? Нет? И я не видел. Значит, будем искать: на войне всякое бывало…

Марсель согласно кивнул: а ля гэр ком а ля гэр… {15}

Пройдет время, и преподаватель рисования Смолевичской средней школы Михаил Иванович Кислов вместе со своими красными следопытами пошлет в Париж еще одно письмо, и Марсель прилетит в Москву, побывает в неведомом ему раньше городе Хойники… Но все это случится после того августовского понедельника и общелагерного пионерского костра в «Зубренке».

На обратном пути, неподалеку от Смолевичей, Зубко попросил остановить машину, и Николай выключил мотор. В голубоватом лунном свете рядом дышало и шепотом переговаривалось с ветром живое хлебное поле.

Михаил Никонович вышелушил из колоса литые спелые зерна, продул их на ладони и предложил Генриетте:

— Отведайте нашей пшеницы.

Генриетта взяла одно зерно, осторожно его прикусила.

Михаил Никонович протянул ладонь Марселю, тот бережно пересыпал из нее зерна, горстью отправил себе в рот и принялся энергично жевать.

Зубко одобрительно улыбнулся:

— Вот оно что значит, когда на этом поле своими руками хлеб сеял: вкус его понимаешь и цену. Добрая пшеница приспела, завтра ее будут убирать — погода бы не подвела.

Михаил Никонович неспешно, по одному, сорвал у основания стеблей полтора десятка золотых пшеничных колосьев, аккуратно их подровнял в руке и протянул Марселю:

— Бери себе во Францию, на добрую память: наше это с тобой поле, и наш на нем хлеб!

Прощаясь через час у крыльца своего дома, Михаил Никонович деликатно пожал руку Генриетте, рывком обнял Марселя и натужно выговорил:

— Счастливого пути. Не забывай, пиши: может, больше и не свидимся…

К великому сожалению, Михаил Никонович оказался прав.

В первое воскресенье июля 1984 года Белоруссия отмечала сорокалетие своего освобождения от фашистских оккупантов. Ветераны бригады «Смерть фашизму», как всегда, собрались в деревне Юрьево у братской могилы павших однополчан. Приехал навестить друзей и Марсель Сози. В тот раз церемония встречи была сокращена: после торжественно-траурного митинга и возложения венков всей бригадой отправились в Смолевичи — хоронить комиссара Зубко.

День был жаркий и сухой, по небу — ни слезинки. На хлебных полях наливалось в колосе зерно.

В последний путь Михаила Никоновича провожали все Смолевичи, многие жители ближних и дальних деревень. Поминки справляли на опушке партизанского леса.

В небе кружила пара аистов, черпая крыльями бездонную летнюю голубизну. Находясь под впечатлением похорон, ветераны отмалчивались либо говорили вполголоса. У векового дуба, где собрались их внуки, возникло и стала расти песня. Негромкая, слитно исполняемая молодыми голосами, она поглотила все звуки и крепла, набирая силу, очищая души — любимая песня Михаила Никоновича Зубко:

Какие б новые сраженьяНи потрясали шар земной,

Я все равно паду на той далекой,На той далекой, на гражданской,И комиссары в пыльных шлемахСклонятся молча надо мной.

Глава вторая

Хатынь — Орадур — Сонгми…

С приездом гостей из Франции Валентина Ильинична взяла отпуск, и Демин стал обедать не в заводской столовой, как обычно, а дома. Вот и в ту августовскую пятницу, после вкусной трапезы, он ушел на завод, а гости с хозяйкой отправились прогуляться по Партизанскому проспекту.

Миновав хоровод медноствольных сосен перед проходной МАЗа, Валентина Ильинична, Генриетта и Марсель спустились к проспекту и пошли в книжный магазин, который находится на первом этаже огромного девятиэтажного дома. Построенный хозяйственным способом, то есть руками самих автозаводцев, он возвышается над соседними зданиями как флагманский крейсер в строю вспомогательных кораблей. В дождливую и ветреную погоду кажется, что эскадра домов плывет, словно по морю, — по зеленым массивам призаводских парков и аллей.