Наташа и Марсель

— Не всех отправили, — возразила гвардии лейтенант и прищурила глазища на Вигуру: — А ты, старый мухомор, язык держи за зубами и в разговор старших по званию не встревай. Не для тебя повторяю: мне нужны немедленно шесть автомашин для транспортировки немецких раненых.

«Красивая, и глаза, что надо, — подумал Демин. — Только чересчур властная, движения резковаты и взгляд тяжелый, будто насквозь им прожигает».

— Кого лечить, дурная баба, хочешь? — возмутился партизан из сожженной деревни Мыльница и снял с плеча автомат. — Я их сейчас вылечу!

Раненые на поляне тревожно заговорили по-своему. Понимая их разговор, Демин неопределенно пожал плечами и отвернулся.

— Да вы что, Командир? — крикнула Алексеева. — Они же раненые! А мы — разве мы звери? Кому и за что виноватым ответить положено — потом разберутся. Но раненых трогать нельзя: всю жизнь после этого душу и руки не отмоете!

— Я отмою, — возразил партизан из деревни Мыльница. — Они мою женку и малышат живыми спалили, а мы их лечить? Сичас я их, душегубов, на тот свет транспортировать буду!

Привычным движением он передернул затвор, но Алексеева ловко выхватила из его рук автомат и отсоединила диск. Партизан обругал ее и попытался вернуть оружие, но тут же ойкнул и растянулся на траве.

— Самбо. Болевой прием, — сдержанно усмехнулась Алексеева и потребовала: — Выделяйте машины, товарищ Командир. Пока живая, самосуд над ранеными не допущу!

«Такая не то что коня на скаку — танк остановит», — подумал Демин, уверенный, что видит Алексееву первый и последний раз. И ошибся. Дороги войны гвардии лейтенанта Алексеевой прошли по судьбам Наташи, Петера Зеттеля и младшего брата Марселя, Франсуа…

— Скаженная баба, — ворчал, поднимаясь, партизан из деревни Мыльница. — Мужу твоему не позавидуешь, и детей выхаживать — рука у тебя тяжелая.

Когда опять заговорила гвардии лейтенант Алексеева, дрогнул ее голос, и послышались в нем слезы:

— Был и муж, и двойнята, в памяти они у меня остались. Никого больше у меня не будет…

Угадала в ту минуту Елизавета Ивановна только часть своей нелегкой судьбы. А в числе тех немецких раненых, что обязаны ей жизнью, был и ефрейтор Зеттель, родной брат товарища Петера Зеттеля, белорусского партизана. Жена ефрейтора Зеттеля погибла при бомбежке, а ее маленького сына, названного в честь дяди Петером, спасла гвардии лейтенант Алексеева весной сорок пятого на горящей берлинской улице. Пройдут годы, и того, уже сорокалетнего Петера, седая Елизавета Ивановна обнимет как сына…

* * *

Весь июль воевал отряд имени Кутузова, помогая армейским частям очищать леса Минщины от банд окруженных гитлеровцев. Последние потери, уже на своей освобожденной земле, были самыми обидными.

После возвращения отряда в Смолевичи Демина вызвали к первому секретарю райкома. Печатным шагом пройдя кабинет от двери до стола, он доложил:

— Командир отряда имени Кутузова по вашему приказанию…

Григорий Демьянович Довгаленок поморщился:

— У кузнеца подковал сапоги? Присаживайся, Командир. Воевать, значит, собрался дальше, а восстанавливать народное хозяйство не желаешь?

— Пока не желаю. Война еще идет. Расчет с гадами не закончен.

— Как по твоему разумению, — спросил Довгаленок, — Георгий Анисимович Щемелев боевой командир?

— Самый боевой! Наилучший! Ему хоть сейчас батальон давай либо полк — и на фронт.

— Правильно, — согласился Довгаленок. — Орел! Георгий Анисимович да ты — лучшие у нас командиры отрядов. Так, говоришь, батальон или полк? А я считаю, должность для себя взял товарищ Щемелев потяжелей: директором детдома пошел, сирот у нас в районе, как тебе ведомо, хватает…

— Жора, лихой и мудрый командир, — в директора детдома?! — изумился Демин.

— А комиссар третьего отряда Чернышев?

— Душа и совесть отряда!

— Широкая и щирая душа, — усмехнулся секретарь райкома. — Перед твоим приходом еле от прокурора его спас: грозился прокурор завести на него дело. Назначили мы Чернышева предрайпотребсоюза, так он по-партизански да по собственной совести, по личным запискам продукты направо-налево стал распределять. Оно, конечно, не кумовьям да сватам распределял — особо голодным семьям и партизанам, а надобно по карточкам распределять и согласно законам. Чернышев тоже на фронт просится, но райком повелел ему торговать — ничего, научится и будет торговать. Если поладит с прокурором. Дальше. Александр Петрович Муравицкий…

— Саша? Бесстрашный разведчик и подрывник моего отряда!

— Направили мы его учителем в дальний сельсовет. Школы там пока нету, будет строить и преподавать. А Михаил Никонович Зубко на хлебном фронте воюет. Пока ты охотился по лесам, он инициативу проявил: вдогонку за оккупантами со своими стариками подался, догнал и вернул часть угнанного скота. Спаленный трактор, обгорелую молотилку отремонтировал, а из трофейных парашютов такие платья своим женщинам к уборочной пошил — загляденье!