Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза

«Еще в период проведения операции “Нюрнберг” я выразил мнение, что не одобряю так называемого прочесывания местности. Мое мнение не изменилось и после операции “Праздник урожая II”. Обе эти операции преследовали политические, а не военные цели. Моя точка зрения подтверждается большим количеством уничтоженных бандпособников. Цель моей борьбы с партизанами заключается в том, чтобы уничтожать вооруженные банды, а не население, симпатизирующее большевикам. Само собой разумеется, во время проведения операций при определенных обстоятельствах обыски в отношении гражданского населения могут проводиться. Но они никогда не должны становиться самоцелью» (с. 271–272, см. прим. № 210 на с. 409–410).

Основания для этого Бах-Зелевским выдвигались разные. Например, уже цитировавшееся выше убеждение в том, что недостойно культурной нации «доходить до уровня побежденных поляков и русских». «…Я в основном (sic!)

запретил расстреливать русских женщин и детей, даже если они являются партизанами. Мы не можем согласиться с большевистскими методами, с помощью которых убивают семьи наших членов службы порядка» (с. 209). Прагматизм и рациональное использование трудовых и природных ресурсов

[298] также являлись достаточно веским аргументом: «на работу должны отправляться люди, способные трудиться, даже обычные бандиты, взятые в плен во время операций. Германия больше не может позволить себе расстреливать всех партизан, поскольку каждый иностранец в Германии освобождает солдата для фронта»

(с. 272). Таким образом, речь опять же шла не о гуманизме, а об эффективной эксплуатации завоеванной территории.

Создавая после войны образ тайного оппозиционера, Бах-Зелевский даже объявил себя во время беседы с майором Л. Голденсоном, психиатром 63-й дивизии армии США, спасителем евреев в оккупированной Белоруссии: «Когда я занимал город, я вызывал человека, руководившего синагогой, и заверял его, что ни ему, ни другим евреям не будет причинено никакого вреда. Я полагаю, что спас примерно десять тысяч евреев, посоветовав им спрятаться на Припятских болотах» (Дневник карателя…, 2021: 82–83; Симкин, 2018: 188–189). В дневнике же он несколько раз возвращается к еврейской теме, показывая, что вел отчаянную борьбу с мнениями своих коллег, высказывая возмущение «дикими преследованиями». В реальной жизни, впрочем, он не был столь толерантен, как хотел казаться: старшую и среднюю из сестер, вышедших замуж за евреев, он не жаловал, и в итоге те эмигрировали из рейха еще до начала Второй мировой войны.